Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве

В этом же стане находился сын Игоря, но половцы не позволили Владимиру жить вместе с отцом. Игорь мог встречаться с сыном только днём и в присутствии ханских соглядатаев.

В знак особой милости Кончак, отправляясь в набег к Переяславлю, подарил Игорю свою любимую наложницу Агун-Ду. Впрочем, Игорь понимал, что красавица аланка находится при нём не только для любовных утех.

Начальником над приставленными к Игорю стражами был Узур, побратим князя. Ему Игорь мог передавать свои просьбы, которые из чувства глубокого уважения к русичу неизменно выполнялись.

Не желая исповедоваться здешним православным священникам из пленных греков, Игорь пожелал, чтобы ему привезли священника с Руси.

Узур уважил и эту просьбу Игоря. Его люди добрались до Посемья, где хозяйничали половецкие орды, и выкупили у воинов хана Гзы дьякона Константина, Захваченного в одном из монастырей.

На первой же исповеди набожный сверх всякой меры дьякон принялся укорять Игоря, не стесняясь смелости выражений.

— Презрел ты Господа, княже, и заповеди его, — басил коленопреклонённому Игорю Константин, — в сороме жил и несправедливости творил. За что ныне, будто червь презренный, влачишь жизнь рабскую. То плата тебе за грехи и за жизни христиан, погубленные безмерным честолюбием. Молись денно и нощно! Замаливай грехи свои тяжкие! Проси Господа о прощении!

Плечистый дьякон своим голосом, подобным иерихонской трубе, и пронзительным взглядом тёмных глаз внушал степнякам неизменную робость, когда и где бы он ни появлялся. Зато пленные христиане, живущие в кочевье, мужчины и женщины, с великой радостью ходили на проповеди в юрту с крестом наверху, где жил Константин. Приходили сюда и крещёные половцы, но несмело и часто не решались заходить внутрь, слыша вылетающий из дверей громоподобный глас, читающий молитву.

Пленённые ратники из Игорева войска вызывали у рабов-христиан восхищение за их смелость. И только Игорь из-за неприязни к нему дьякона Константина пользовался нелюбовью со стороны рабов-земляков. Игоря это очень задевало. Разве он меньше других рисковал в сече? Разве показал себя трусом?

Как-то раз Игорь заговорил об этом с дьяконом, но тот опять начал своё:

— Вижу, князь, гордыня из тебя прёт. Гнетёт людская неприязнь. Думаешь за храбростью грехи спрятать? Мнишь себя страдальцем? Ты свои страдания получил, от Бога отступив. Ладно бы себя одного на мучения обрёк, а то ведь тыщи людей в степи положил и другие тыщи ныне на Руси страдают под половецкими саблями. Не видать тебе Царствия Небесного, не вымолив прощения у Господа!

Игорь пожалел, что выпросил себе такого духовника.

Однажды Узур устроил Игорю встречу со Всеволодом, которого взяли в плен воины хана Тайдулы, и Всеволод теперь пребывал в становище за рекой Торм.

Братья долго тискали друг друга в объятиях, радуясь встрече.

— Я думал, что тебя и в живых нет, — не пряча слёз радости, молвил Игорь. — Как же ты уцелел, брат?

— Заарканили меня поганые и поволокли по степи, долго волочили, — рассказывал Всеволод, — я потерял и меч, и шлем. Потом навалились скопом и повязали. Племянник наш тоже тут недалече, в становище хана Елдечука. И многие рыльские дружинники с ним.

Долго поговорить братьям не довелось: этому воспротивились стражи, приставленные ко Всеволоду Тайдулой и содержавшие его в большей строгости, нежели люди Кончака Игоря.

Проезжая как-то раз через стан верхом на коне по пути на соколиную охоту, Игорь услышал краем ух2Г обрывок разговора двух пленных воинов из своего войска:

— Гляди, князя нашего поганые как дорогого гостя содержат, а мы, горемычные, в колодках сидим!

— Хотели разжиться рабынями половецкими сами в рабах оказались.

В начале осени до половецких кочевий дошёл слух о неудаче Кончака под Переяславлем, о поражении Гзы и прочих ханов в Посемье от полков киевского князя.

Поздним вечером в шатёр к Игорю пожаловал Узур.

Агунда стелила пленнику постель, сверкая обнажённой грудью в разрезе коротенькой безрукавки. Нагота её просвечивала и сквозь тонкое шёлковое покрывало, обёрнутое вокруг бёдер. Распущенные по плечам чёрные волосы блестели в свете масляных светильников.

— Оставь нас, Агунда, — властно сказал Узур.

Рабыня повиновалась, но, уходя, демонстративно набросила на себя не свой халат, а плащ Игоря, тем самым говоря, что непременно вернётся сюда. В больших, чуть удлинённых к вискам карих глазах Агунды не было робости перед Узуром. Наоборот, в её смелом взгляде можно было прочесть об одолжении, какое она ему оказывает.