Владимир Дегтярев - Золото Югры

Они спустились к реке, на узкую песчаную полосу и увидели, что там, где река делает поворот влево, на мокром песке, на коленях, стоит Хлыст и громко молится.

– Господи Исусе, – отчетливо донеслось до Макара по воде, – я тебе клянусь, что вот этих только зарежу – и больше даже комара не убью. Дай ты мне такое право, Господи Исусе. И спасибо тебе за милостливое отношение к нам, русским и татарским людям…

– Сбрендил он, что ли? – испугался Макар.

– Господи Исусе, – молился Хлыст, – еще я даю тебе обет вернуться на Югру, если ты мне соблаговолишь, и во славу твою буду рубить дома для югорских местных людей, ибо, кроме рубки, я ничего не умею, Господи Исусе…

Макар бросил повод коня и побежал к стоящему на коленях Хлысту. Пробежал так сто шагов и вдруг тоже упал на колени. И начал истово креститься:

– Отче наш, иже еси на небесех…

Когда Тарас и Тохтай подбежали к Макару, они увидели открывающийся поворот реки и шхуну, намертво застывшую у дальнего берега.

– Господь наш нас не оставил, – сообщил Макар подбежавшим. – Господь загнал англов на такую мель, с которой им до скончания века не слезть.

Подошел Хлыст, веселый, дерзкий.

– Изота тоже нас не оставил, – сообщил он. – Приглядись на тот берег.

Макар всмотрелся. На высоком и покатом правом берегу сидели люди и собаки. Собаки чуяли, когда на шхуне шевелились люди, и бешено на англов лаяли.

С палубы шхуны правый берег казался земляной стеной. Из пушек и ружей собак и людей никак не достать. И подыматься на берег, чтобы убежать от реки, – тоже никак нельзя, собаки совсем бешеные, сожрут. Полная ловушка.

Макар повернулся к Тохтаю. Тот улыбался, и так сощурил и до того узкие глаза, что они совсем спрятались.

– Найди ложбинку с водой и вели своим людям спать и отъедаться, – сказал Макар, – только ради Бога, не таскайте нам жареную конину. Русские мы…

Через день, когда татары съели трех коней и наварили конского нутряного сала, Макар махнул рукой. Хлыст и Чубатый Тарас палили в шхуну из ружей, татары макали стрелы в конский нутряной жир и поджигали. Горящие стрелы творили больше беды, чем ружья, и Макар ружейную стрельбу прекратил.

Шхуна стояла косо, кормой к середине реки. Только две пушки смогли довернуть англы, чтобы отвечать на рой горящих стрел. Потом огнем схватилась парусина на левом борту, и пушки замолчали. Англы орали и, видать, бегали там, за парусиной, с ведрами воды. Погасили.

Чубатый Тарас скинул сапоги и блаженно прилег на траву:

– Наверное, в том месте, где они застряли, есть осетровая яма. Там осетры зимуют. Вокруг ямы бывает песчаная мель, а сама яма глубже двух саженей. Шхуна на полном ходу пробила подводный песчаный бугор и шлепнулась в осетровую ямину. Все, каюк им! На реке Яик я такие ямы шарпал. Осетры там в два аршина длины. И оченно вкусные!

Хлыст тоже снял сапоги. Пошел к реке, постоял в воде, остужая ноги. Потом вернулся к костру, сильно задумчивый.

– Макар Дмитрич, а ведь англы могут нас обмануть! – сказал он. – Я бы в ихнем положении точно нас обманул. Шлюпка на шхуне есть, а плот связать из мачты, да из всякого корабельного дерева – плевое дело. Сядут в шлюпку, сядут на плот – и опять от нас утекут. Плевое дело!

Тохтай перестал грызть конское ребро, кинул его в кусты, поднялся и пошел к своим. Вскоре двадцать татарских конников кустами и ложбинами направились на север, по течению руки. Поехали ставить засаду.

Тохтай вернулся к костру, начал стаскивать с ног свои ичиги.

Ночью луна светила в половину света, но светила. На шхуне шла возня; грот-мачта наклонилась и тихо легла на кормовую надстройку. Хлыст оказался прав: англы намерились бежать на плоту и на шлюпке. Ну, до чего же подлый народ!

Хлыст и Чубатый Тарас в ту ночь не спали – тоже вязали плот. Тихо ругались, поминая при том голозадых крестоносцев. Им требовалось двести аршин веревки или чего другого вместо нее, а веревки оказалось всего аршин полтораста. Хлыст нешутейно выматерился и пошел к конскому стану. Собрал кожаную упряжь с десяти запасных коней и начал резать ее на концы. Скоро развеселился, ибо, чем удержать плот, теперь имелось.

Тохтай под самое утро поскакал к своим людям. Макар пустил коня шагом, ибо непривычное дело – езда в седле – набило мозоли на седалищном месте. Это место нестерпимо болело. Лучше бы его выпороли плетями…

Хлыст и Чубатый Тарас привязали плот за крепко вбитый кол, повели шагов на сто против течения и оттолкнулись от берега, истово работая шестами. Плот быстро оказался на середине реки, и течение все ближе и ближе тащило его к шхуне.