Мишель Зевако - Двор чудес

— Не ломайте голову, как это случилось, — сказала цыганка. — Это я отворила дверь и вывела его из королевства Египетского.

Изумленный крик встретил эти слова. Джипси поспешно продолжала:

— Я отпустила его и всех нас спасла. Духи открыли мне, что если великий прево погибнет, нас перебьют. Но если я неправа — накажите меня как знаете. И если наказанием будет смерть — умру, зная, что спасла братьев.

Никто не подал голоса за наказание цыганки. Она спокойно ушла домой.

Но по дороге ее догнал запыхавшийся Лантене.

— Зачем вы спасли этого человека? — спросил он.

— Ты же сам только что на совете разве не говорил, что Монклара надобно отпустить? Я думала, что порадую тебя.

— Порадуете… Что ж, матушка Джипси, простите, что я так осердился.

— Или я правда что-то не так сделала? — спросила она. И голос ее был как-то особенно ласков…

— Разве не понимаете, — тихо произнес Лантене, — разве не понимаете: я потому просил за этого человека, что его свободой и жизнью хотел выкупить жизнь и свободу другого?

— Вот беда! А мне и в голову не пришло!

— Оставим это… Уже случилась эта беда… Но по правде, если бы кто другой это сделал, не вы — не знаю, стало бы у меня довольно духа тут же его не убить?

Тем страшней были гнев и отчаянье Лантене, что он старался говорить тихо, чтобы не перепугать старуху.

Он рубанул рукой воздух и кинулся прочь, воскликнув:

— Должно быть, я и впрямь проклят!

Джипси не тронулась с места.

— Должно быть? — пробурчала она сквозь зубы. — А кто тебе сказал, что и впрямь не так?

Отчаянье Лантене не имело границ.

С тех пор как провалилась его безрассудная попытка освободить из Консьержери Этьена Доле, он с нетерпением только и ждал штурма Двора чудес.

Он был убежден, что великий прево лично возглавит эту операцию.

План его был прост: взять в плен Монклара. А когда великий прево будет в плену, не сомневался Лантене, у него можно будет добиться свободы Доле.

Как мы видели, этот план прекрасно удался в первой части, которую Лантене основательно считал самой трудной. А потом мы видели, как из-за Египтянки сорвалась вторая часть плана.

Покуда во Дворе чудес совершались все эти события, король и его свита, ведомые Алэ Ле Маю, прискакали к дому на улице Сен-Дени, куда Мадлен Феррон провела шевалье де Рагастена.

Король сошел с коня.

Двадцать всадников, ехавших с ним, поступили так же, и командир их тотчас исполнил распоряжения, отданные Франциском. Затем король молча позвал за собой Ла Шатеньере, д’Эссе и Сансака.

— Сударь, — сказал он офицеру, — если я кликну вас — врывайтесь в дом и, не задумываясь, убивайте всех, кто встанет на пути: и мужчин, и женщин!

Офицер поклонился, давая понять, что приказ понял и готов исполнить его, ни на что и ни на кого невзирая. Затем король подошел к двери. Она была заперта.

— Открывайте дверь, — сказал король офицеру, — только без шума.

Один из солдат по знаку офицера подошел, засунул острие кинжала в замочную скважину, и через десять минут безмолвной работы дверь отворилась.

Франциск I вошел в дом, за ним три его спутника. Внутри была еще одна дверь. Ее открыли тем же способом.

Но молчанье, царившее в доме, лишь сильней беспокоило короля.

Отчего, в самом деле, там было так темно и тихо?

Когда он поднялся по лестнице до середины, тьма вдруг рассеялась. Король быстро схватился за шпагу и поднял голову: свет ведь шел оттуда, сверху. И он увидел женщину со светильником в руке, которая с печальным и суровым достоинством глядела на него. Франциск I тотчас же узнал ее.

— Мадам де Рагастен! — воскликнул он, снимая шляпу с учтивостью, которая редко ему изменяла.

Потом улыбнулся и, уже приняв решение, громко сказал:

— Знаете ли, сударыня, мы с вами недавно расстались не слишком любезно, так что я желал бы помириться с такой превосходной особой, как вы.

— Государь, — ответила Беатриче, — я повторю вам то, что сказала в усадьбе Тюильри: добро пожаловать.

Король беспокойно огляделся. Он был готов к сопротивлению, к укорам (он ведь попал в этот дом как один из воров, с которыми в этот час сражался великий прево), так что слова Беатриче заставили заподозрить ловушку.

Франциск I обладал храбростью, доходящей до необычайной степени.

«Может быть, меня сейчас зарежут, — подумал он. — Что ж! Лучше умереть, чем попасть в дураки». И он проворно взбежал на ступеньки, остававшиеся между ним и Беатриче.