Мишель Зевако - Трибуле

Побледневшие Ла Шатеньере и д’Эссе переглянулись.

– Черт тебя побери! – услышали они голос короля.

Оба мужчины бросились к двери, из-за которой раздался крик. Но в этот самый момент дверь открылась и появился король. Он был мертвенно-бледен…

– Идемте, господа, – дрожащим голосом сказал король.

Они вышли втроем так поспешно, что их уход походил на бегство.

– Сир! – попросил Ла Шатеньере, когда они оказались снаружи, – объясните нам…

– Эта женщина, господа, эта шлюха…

– И что же, сир?

– Это не женщина… это призрак!

Придворные переглянулись с таким видом, будто хотели сказать: «Уж не сошел ли король с ума?»

А Франциск I широким шагом спешил в Лувр. Удивленные дворяне поспешали за ним. Через несколько минут они добрались до маленькой потайной двери, возле которой король простился со своими спутниками:

– Прощайте, господа!.. Ни слова о сегодняшнем приключении… никогда… никому… Слышите?

А в борделе произошло вот что. Мы оставили короля, уносившего распутницу в спальню, соседствовавшую с залом, где произошла их встреча.

Мы проникнем в эту комнату в тот момент, когда Франциск I заканчивал одеваться, а распутная женщина, уставшая, изнемогающая, вытянулась на кровати, отдыхая и безмятежно ожидая чарующего прощания.

Король, уже полностью одетый, присел на край кровати.

– Посмотрим, – сказал он, – не хочешь ли ты теперь снять свою маску? Черт возьми, моя красавица! В мире есть только одна женщина, и это – ты!

– Вы лжете, месье, – ответила женщина.

– Нет, нет! Клянусь тебе!

– Чем?

– Честью благородного человека.

Из уст ее вырвался мрачноватый смех, от которого король вздрогнул.

– Вас никак не назовешь благородным человеком, – сказала женщина.

Король было нахмурился, но потом подумал: «Да пусть уж лучше верит тому, что сказала».

Вслух же он спросил:

– Не хочешь ли ты сказать, что твой обет прошел этой ночью?

– Да, мой милый сеньор… Я дала обет не снимать маски до того самого дня, пока не найду мужчину, способного заставить меня забыть… другого.

– Ты восхитительна! Но скажи: того, другого, ты очень любила?

– Я его ненавидела, да и сейчас ненавижу…О! Смертельной ненавистью, хотя в этот момент моя ненависть удовлетворена…

– Это правда… Ты же сказала, что убила его!

– Да, я его отравила.

Франциск скорчил гримасу.

– Я бы предпочел удар кинжалом, – сказал он.

– Я тоже прибегла бы к такому средству, если бы мой возлюбленный заслуживал лучшей участи, чем яд… Если бы он был благородным человеком. Но он оказался подлецом, и я выбрала оружие, которое применяют против подлецов.

– Расскажи мне об этом.

– О! Теперь вы захотели узнать мою историю?

– Ну! да, моя красотка! Меня интересует всё, что касается тебя.

– Хорошо. Узнайте же, кто я такая. Несколько лет назад я была бедной девушкой; всё, чем я владела, так это своей красотой… Моя мать только что умерла почти в полной нищете… Она умирала на моих глазах в полном отчаянии от того, что оставляет меня совершенно одну в этом мире без денег, без друзей, без родных… Бедная мама! Я должна была умереть вместе с нею!

– Очень печальная история. Боже мой! Я предпочел бы говорить о любви…

– Подождите, мой милый сеньор, вы сейчас узнаете куда более печальную историю… Я была гордой и не желала слушать предложений, какие мне делали… Что вы хотите, месье? Гордость – богатство бедных… Надо вам сказать, что многие сеньоры и буржуа предлагали озолотить меня, лишь бы я согласилась принадлежать им. Но ни один из них не готов был взять меня в жены. Правда, один буржуа всё-таки согласился принести эту жертву. Он был богатым, рассудительным, уважаемым человеком. Он мог бы стать городским советником или членом городской управы, если бы только захотел. Но этот человек презирал кучу вещей, которые так любят другие люди. Он пришел ко мне и сказал: «Хотите быть моей женой? Я очень богат; я обогащу вас и защищу от оскорблений, а взамен не попрошу ничего… Вы будете моей женой чисто формально. Но если когда-нибудь, через год или через пять лет, в вашем сердце забьется чувство ко мне, вы мне только скажите – и я буду в полной мере удовлетворен…»

Продажная женщина остановилась, сильные чувства мешали ей говорить.

– Черт побери! – изумился король. – Этот буржуа вел себя, как дворянин…

– Вы его оскорбляете, месье! – строго сказала распутница.

И прежде чем Франциск успел переварить ее горькие слова, она продолжала: