Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

Дмитрий прищурился. Солнечные блики, переливаясь на глади бухты, слепили глаза. Он перевел взгляд дальше, к Наргену, неподалеку от которого стояли на якорях купеческие суда. Вдали за островом нагретый воздух, поднимаясь, рябил горизонт и узкую полоску неба над ним, и в этом мареве чудились паруса петровских кораблей.

А прямо по носу в безоблачном голубом небе торчали непривычные для глаза остроконечные шпили городских строений и костелов старинного города.

Впервые ступив на твердую землю после двухмесячного плавания, Дмитрий, да и другие гардемарины чувствовали себя неуверенно, их слегка качало из стороны в сторону, суша казалась зыбкой, ноги не ощущали, как прежде, надежной ее твердости. Переминаясь с ноги на ногу, они удивленно поглядывали друг на друга, смущенно озирались вокруг себя.

С пристани капитан повел гардемарин в крепость. Иван Федорович хорошо знал старинный город. Впервые побывал в нем двадцать лет назад гардемарином, а затем посещал много раз, почти каждую кампанию.

— Ревель старинный город эстов, — рассказывал, поднимаясь на холм, Иван Федорович, — в давние времена новгородцы называли его Колыванью. Прежде Ревель терзали пришлые тевтонские и ливонские рыцари. Храбрым жителям в противоборстве с ними часто помогали русичи из Новгорода и Пскова.

Гардемарины остановились у высокой крепостной стены. Между двумя башнями широкая арка, с воротами и причудливыми барельефами над ними, вела в крепость.

— Морские ворота крепости, — пояснил Сенявин, — ведут в старый город.

Улицы в городе непривычно узкие, непохожие на кронштадтские дома, сплошь каменные. Мощеные мостовые поражали чистотой. Навстречу попадались опрятно одетые горожане, ремесленники. Румяные девушки в белых чепчиках лукаво поглядывали на молодых людей и, отойдя, перешептывались и весело хохотали. Гардемарины смущенно переглядывались и заливались румянцем. Строгий режим в Морском корпусе запрещал какие-либо увольнения в город. Редкие часы, когда кадеты бывали в Кронштадте за минувшие годы, как правило, были заняты служебными делами. Правда, старшие, выпускные гардемарины пользовались правом увольнения, и многие из них уже были знакомы с кронштадтскими трактирами и сомнительными заведениями.

Вдоволь находившись по городу, моряки проголодались, и Иван Федорович повел всех обедать в небольшую, но уютную таверну, где пахло свежими булочками и копчеными окороками. Русские моряки здесь, видимо, были частыми гостями. Прислуживавшая женщина, миловидная жена владельца таверны, довольно сносно говорила по-русски. Она приветливо встретила моряков и особенно обходительно обслуживала капитана.

Возвратившись на корабль, гардемарины, сидя кружком на баке, до позднего вечера обменивались впечатлениями о первом сходе на берег после большого плавания.

На другой день «Преслава» снялась с якоря и вышла в море. День за днем на корабле, чередуясь по расписанию, устраивались то парусные, то артиллерийские, то абордажные, то десантные учения. Иногда внезапно раздавался сигнал пожарной тревоги, матросы готовили брандспойт, помпы, шланги. Гардемарины уже через месяц вместе с матросами ловко орудовали с парусами и снастями, научились снаряжать пушки и наводить их перед стрельбой. Дмитрию полюбились абордажные и десантные учения. Его захватывало, когда надо было стремглав спуститься по веревочному трапу в шлюпку, быстро отойти от борта на высокой волне и стремительно нестись на веслах к берегу. Не доходя уреза воды, матросы прыгали в воду, поднимая кверху ружья, чтобы не замочить их, и с криком «ура» устремлялись на штурм «неприятеля».

В дни, свободные от учений, гардемарины вместе с матросами занимались корабельными работами. Плели незатейливые маты — коврики из концов, щипали пеньку, красили шлюпки, учились вязать узлы, столярничать, плотничать.

Работая бок о бок с матросами, Дмитрий пытливо присматривался к этим людям и проникался к ним все большим уважением. Тяготы морской службы, линьки и зуботычины офицеров и боцманов, как правило несправедливые, не озлобляли их. А с годами они становились еще добрей и отзывчивей. В гардемаринской каюте не раз вспыхивали споры о матросах и правах над ними офицеров. Мнения всегда разделялись, но как-то получалось, что Дмитрий неизменно держал сторону матросов.

— Надобно нам более понятия иметь, что матросы суть такие же люди, как мы, — горячо отстаивал он свои взгляды среди однокашников. За минувшие месяцы он как-то незаметно привязался к матросам, многое перенял у них и научился простоте людских отношений. В разных перипетиях не теряли они присутствия духа, сглаживая шутками и веселыми проделками бремя морской службы.