Иван Фирсов - Адмирал Сенявин

— Открыть залповый огонь орудиями левого борта всех батарейных деков! — скомандовал Развозов старшему офицеру.

Не прошло и минуты, как «Венус» вдруг вздрогнула, будто просыпаясь от спячки, левый борт ощетинился сверкающими молниями, вслед за ними грохот десятков орудий разорвал тишину, висевшую над морем. Дарданелльское сражение началось.

На втором батарейном деке капрал Родионов, нагнувшись, смотрел через распахнутый полупорт. Увидев всплески ядер под самой кормой турка, задорно прокричал:

— Заряжай! Выше по клину меть! Товьсь! — Петр подбежал к орудию, прищурил глаз, помогая канониру навести на цель и ожидая команды батарейного офицера.

— Пали! — раздалась команда офицера.

— Пали! — в тот же миг крикнул отскочивший на середину палубы Родионов.

Почти одновременно фитильные поднесли фитили к запалам. Грохот и страшный треск раздались на палубе, сплошь покрытой клубами порохового дыма, Родионов опять прильнул к порту. Едкий дым застилал глаза. Потемневшее от копоти лицо его вдруг засияло. Он обернулся к матросам и крикнул:

— Ура-а-а! В самую корму супостату врезали! — Его радостный вопль отозвался и слился с другими такими же криками, и весь корабль будто загудел.

На шканцах возбужденный Развозов скомандовал к повороту, освобождая место — слева в бой вступал «Ретвизан».

— Флагман выражает благодарность «Венус»! — доложил сигнальщик. Сенявин одобрял инициативу и успех Развозова.

— Передать на «Селафаил»: «Идти под корму капудан-паше», — приказал адмирал.

Корабли Саида-Али открыли по «Селафаилу» жестокий огонь, но Рожнов смело атаковал турецкого флагмана, расстреливая картечью в упор.

…В эти мгновения сигнальные матросы «Венус» прокричали с марса:

— Турок ворочает к берегу!

Словно предугадывая замыслы неприятеля, Развозов только что поставил все возможные паруса. И этого оказалось мало. Закинув голову, капитан второго ранга, не обращая внимания на свистевшие вокруг ядра, с досадой хлопнул ладонью по фальшборту — ветер быстро стихал. Не прошло и получаса, как «Венус» вступила в схватку с турками, а ее соперник опять показал ей потрепанную корму и, распустив все паруса, улепетывал к проливам. Там на берегу в крепостных казематах мощные пушки, они могли принести спасение…

«Только бы не ушел далеко, — волновался командир «Венус», — нам бы хотя пару залпов пустить ему вдогонку».

…Батарейный дек сплошь заволокло пороховым дымом. Родионов расстегнул ворот насквозь мокрого и почерневшего от копоти и пота мундира и, пока корабль ложился на другой галс и турок на минуту-другую исчез за кормой, метнулся к кадке с квасом.

Сквозь клубы дыма, откуда-то сверху, со ступенек трапа раздался громкий возглас старшего офицера Шабалина:

— Братцы! Сейчас нагоним турка, быть может, последний залп отвесим! Так вы уж постарайтесь, во имя Отечества попотчуйте супостата! — Последние слова Шабалин прокричал, метнувшись на шканцы и скрываясь за высоким комингсом.

Матросы давно сбросили мундиры, в одних рубахах хлопотали возле орудий. Их мускулистые тела, проглядывавшие сквозь порванную одежду, были покрыты копотью. Ловко поворачиваясь, один из них быстро банил ствол, другой, более расторопный, стоял на подаче зарядов, сноровисто подхватывая из открытого люка кокоры, вытаскивал из них картузы с пороховым зарядом и отбрасывал пустые кокоры далеко назад. Фитильный, как всегда, зажимал пальцем запал, а перед выстрелом протыкал забитый в ствол картуз, не забывая при этом шуровать протравником и буравом. Пальба требует быстроты — счет идет на секунды — и предельной точности. Одна за другой гремят команды, подаваемые Родионовым.

— Бань крепче!.. Заряд!.. Ядро!.. При-и-бивай! — раскатисто кричал он матросам, внимательно следя за каждым их движением. В эти мгновения никакие посторонние мысли не должны отвлекать матроса.

— Слать тали!.. Накатывай!.. — раздалась очередная команда.

Натужившись так, что казалось, налитые до предела жилы вот-вот лопнут, матрос подправлял аншпуг, задерживая орудие, чтобы оно не откатилось.

— Живо, милки, заряжай! — в который раз звонко скомандовал Родионов, не дожидаясь знака батарейного офицера. Квас освежил саднившую глотку. Он сам подбежал к ближайшему орудию, схватился за винт и стал наводить. Прямо против орудийного порта в полукабельтове золотились вычурные, в резных украшениях окна кормовой адмиральской каюты турецкого флагмана.