— Это что? Оставь свои шутки, Парис!
Девушка собиралась снова заснуть, но, почувствовав холодную струю пролитого вина, вздрогнула и открыла глаза. Ругательство сорвалось с ее хорошеньких губок; не довольствуясь этим, она толкнула ногой одного из юношей, сидевшего к ней ближе других. Тот поднял голову и, тяжело переводя дух, уставился бессмысленным взглядом в стоявшую перед ним корзинку с плодами, очевидно, не понимая, что с ним происходит.
На противоположной стене комнаты виднелось маленькое завешенное окно. Чья-то невидимая рука отдернула занавеску и за проволочной решеткой показалось сначала старообразное лицо карлика, а потом лицо красивой женщины. Она окинула внимательным взглядом внутренность комнаты и наклонилась к своему спутнику, который осторожно поднимал оконную раму.
— Ты уверен, что это он? — прошептала женщина, положив руку на плечо горбуна. — Мне трудно узнать его в полусвете.
— Да, да, это Парис, — отвечал с подавленным смехом карлик. — Полюбуйся на него, госпожа.
— Не говори так громко, бессовестный! — остановила его красавица. — Парис может услышать.
Однако усталый артист не обратил внимания на шепот. Он все еще бессознательно смотрел перед собою, сжимая руками виски, в которых стучала невыносимая боль. Зевнув, молодой человек наконец очнулся. Он обвел глазами комнату, и на лице появилась усмешка. Однако усталость брала свое. Парис снова опустил голову на сложенные руки.
Женщина, смотревшая из окна, вынула записку, сорвала с руки золотой браслет в виде змеи, вложила между его звеньями исписанный листок бумаги и бросила массивное запястье в сторону Париса. Браслет слегка задел актера и прицепился к складкам его одежды.
— Ты поступила неосторожно, — заметил карлик, — на запястье вырезан твой вензель!
Оконная рама опустилась, и посетители исчезли.
Между тем утренняя прохлада все же заставила Париса очнуться.
Юноша потянулся, взглянул на небо, обвел глазами захмелевших товарищей и покачал головой.
Беспорядок в комнате и женщина, спавшая на полу, напомнили Парису подробности вчерашней оргии. Он с отвращением посмотрел на храпевших кутил, знатных юношей Рима и на хмельную гетеру. Парис поспешил незаметно выйти. Он столкнулся у наружной двери с хозяином; трактирщик, встревоженный, приказывал одному из рабов вооружиться на всякий случай толстой дубиной и зорко следить за целостью хозяйского добра.
Оставив буйных товарищей, актер медленно шел по безлюдным улицам. После продолжительной ходьбы юноша достиг наконец форума; здесь, когда он хотел плотнее закутаться в плащ, ему попалось под руку золотое запястье, прицепившееся к складкам его одежды.
— Опять! — с неудовольствием прошептал Парис и, пробежав глазами записку, вложенную между звеньями браслета, изорвал ее на мелкие клочки. Запястье молодой человек решил бросить в Тибр — на внутренней стороне браслета был вырезан вензель императрицы: такой залог любви мог стоить жизни избраннику Домиций.
Эта находка еще сильнее расстроила Париса. Погрузившись в невеселые думы, он, впрочем, скоро забыл и о письме, и о подарке. Возле овощного рынка ему бросилась в глаза статуя на площадке возле театра Марцелла.
В Риме существовал обычай ставить монументы людям, отличившимся хотя бы даже и на самом скромном поприще. Статуи Париса также появились в нескольких местах города. Но это не особенно радовало юношу. Вглядываясь в собственные черты, несколько идеализированные художником в мраморном изваянии, напоминавшем бюст Меркурия, Парис не чувствовал себя польщенным. Напротив, он еще глубже сознавал ничтожество своей профессии. Иногда молодой человек едва мог заставить себя танцевать на подмостках. Дожидаясь за сценой своей очереди, одетый в женское платье, загримированный и неузнаваемый, он с завистью смотрел на актеров, разыгрывавших трагедии Софокла и остроумные комедии греческих драматургов. Каждый выход Париса вызывал бурю аплодисментов, а между тем баловень римской публики сознавал, как мало чести приносят эти громкие овации. Он видел презрительные взгляды товарищей. Вид монумента до того раздражал юношу, что он швырнул в него камнем. Булыжник звонко ударился в голову статуи, отбив кончик носа. Увидев это, Парис засмеялся и поспешил поскорее оставить форум. «Нет, театральная публика скоро увидит меня образцовым Эдипом, умирающим Аяксом!» — решил он и, почувствовав прилив энергии, бессознательно ускорил шаги, быстро приближаясь к тому месту, где Тибр, разделяясь на два рукава, образует островок. Здесь, против храма Юпитера с роскошной колоннадой, поблизости Цестийского моста, была устроена пристань для мелких иностранных судов. Из синеватой дымки утреннего тумана, лежавшего над рекою, уже начали выступать неясные очертания мачт и корабельных корпусов; бронзовая рука Меркурия, стоявшего на высокой колонне, блестела в багряных лучах восходящего солнца. Его пока еще слабый свет постепенно разгонял густую мглу фиолетового оттенка, скопившуюся под арками Цестийского моста, так что несколько минут спустя стали видны громадные каменные устои этого замечательного сооружения. Недалеко от Эмилианского моста сидел в челноке рыболов, чинивший сети, но, кроме него, не было вокруг живой души, исключая нескольких воробьев, ссорившихся на берегу из-за рыбьей головы.
Читать дальше