Однако все попытки к перемирию с Карлом XII успеха не имели. Тогда Пётр отдал приказ о срочных мерах по защите Отечества. На западных границах и в столице России начали строить оборонительные сооружения. Грозным указом повелевалось срочно отремонтировать стены Кремля и Китай-города, расположить на них пушки. Ремонтные работы велись и на Земляном валу. Английский посол Чарльз Витворт, лично наблюдавший за этими работами, доносил в Лондон: «Укрепления вокруг Москвы возводятся с прежним усердием, но, так как они возводятся в морозы, сам старший их инженер опасается, как бы большая часть не обрушилась при оттепели, обыкновенно наступающей здесь в начале апреля. Когда работы будут окончены, верхи снабжены будут сильной артиллерией разного калибра; на валах и бастионах предположено поставить около двух тысяч орудий... Несколько сот чугунных орудий и мортир недавно привезено ещё из Сибири».
Карл XII родился в 1682 году. Французский граф Гюнскар дал ему такую характеристику:
«Король шведский высокого роста, выше меня почти па голову. Он очень красив, с прекрасными глазами, хорошим цветом овального лица, немного пришепётывает. Носит небольшой парик с волосами, сзади связанными в кошельке. Он носит подгалстучник, очень узкое полукафтанье из гладкого сукна с рукавами узкими, как у наших камзолов, поверх полукафтанья небольшую портупею со шпагой необычайной длины и ширины, башмаки почти плоские, что составляет одеяние довольно странное для государя его возраста».
А вот как писал о Карле XII английский посол Степней:
«Это высокого роста, хорошо сложенный государь, но довольно неряшливый. Манеры его грубее, чем можно было ожидать.
Для государя всегда имеется наготове осёдланный конь. Карл вскакивает на него и несётся впереди один, не дожидаясь, пока кто-нибудь успеет последовать за ним. Он иногда делает в день по десяти—двенадцати немецких миль, что равняется сорока восьми—пятидесяти английским, и это даже зимой, бывает весь покрыт грязью, словно почтальон. Одежда его голубого цвета с жёлтыми медными пуговицами, полы полукафтанья отвёрнуты спереди и сзади, открывая камзол и кожаные штаны, часто очень сальные. Он носит чёрный креп вместо галстука, но ворот его сюртука застегнут так высоко, что из-под него всё равно ничего не видно.
Рубашка и рукава обыкновенно очень грязны, манжеты и перчатки он надевает, только когда едет верхом.
Руки такого же цвета, как обшлага, так что их с трудом можно различить. Волосы у него светло-каштановые, очень жирные и короткие, и он их расчёсывает только пальцами. Он садится без всяких церемоний на первый попавшийся в столовой стул. Ест быстро, никогда не остаётся за столом дольше четверти часа и не говорит за обедом ни слова. Пиво — единственно употребляемый им напиток. Он не признает ни простынь, ни пологов над кроватью, перина, лежащая под ним, служит ему и одеялом. Рядом с постелью у него лежит прекрасная, покрытая позолотой Библия — единственная представительная вещь из всей его обстановки».
А тем временем в том же тревожном 1708 году в семье князя Алексея Григорьевича Долгорукого произошло событие, возможно, не отмеченное бы никем, кроме близких родственников, если бы его последствия не сказались роковым образом на всём семействе и даже на делах Великого Преобразователя.
В семье князя Алексея Григорьевича и его супруги княгини Прасковьи Юрьевны родился первенец, а поскольку он появился на свет в праздник Иванова дня, то и имя ему было дано Иван.
К удивлению Прасковьи Юрьевны, всё время пребывания в тяжести она совсем не чувствовала своего состояния вопреки страхам, которые нагоняли на неё разговоры окружавших её женщин. Только одна старушка-богомолка, случайно забредшая к ним в церковь по случаю праздника, сказала ей, быстро взглянув:
— Легко родишь — трудно жить будет.
— Кто трудно жить будет? — переспросила княгиня Прасковья. — Я, что ли, или тот, кто рождён? — с недоверчивой улыбкой обратилась она к старухе.
— А это уж как Бог даст, всё в его воле. Может, он, а может, и ты.
— Да ладно, будет тебе, старая, каркать, — прервала странницу родственница и подруга княгини, гостившая у Долгоруковых. — Ты не слушай её, Прасковьюшка, не слушай, а ты, богомолка, пошла, пошла вон. Нечего тебе здесь делать, ещё порчу какую нашлёшь на молодую.
— Ну зачем же ты так строго с ней? Она говорит сама не знает что, лишь бы разжалобить кого-нибудь.
Княгиня догнала старуху и, протянув ей монетку, проговорила:
Читать дальше