Внезапно за дверью раздался стук.
— Входите!
Дверь открылась, и в комнату вошли начальник Управления НКВД по Псковской области Коровин и начальник особого отдела корпуса.
— Здравствуйте, Константин Константинович, — дружно сказали они.
— Здравствуйте. — Рокоссовский вышел из-за стола и пожал протянутые руки.
Глянув на стол, Коровин спросил:
— Что читаете?
— Древнего Плутарха. Мудрый был мужик.
— К примеру? — уставился на книгу Коровин.
— Послушайте, — сказал Рокоссовский, приглашая «гостей» сесть на диван. Он занял место за столом, взял в руки книгу и начал зачитывать полюбившееся ему место: — «Придворные льстецы, обманом вкрадываясь в доверие государей, словно птицеловы, подражают голосам и переманивают повадки тех, на кого охотятся; что до государственного мужа, то перенимать народный нрав ему, конечно, не пристало, но знать надо, чтобы с умением подойти к каждому. Ведь и в гражданских делах отсутствие такта ведет к ошибкам и провалам, не менее тяжким, чем в близком общении с царями».
— Не зря я вам доставал книги в городской библиотеке, — улыбнулся Коровин.
— Вот оно что, так это вы, Павел Семенович, снабжали меня литературой. Я вам благодарен.
— Константин Константинович, мы пришли для того, чтобы вам сказать: вы можете ехать домой, — спокойно заявил Коровин.
— Наконец-то! — обрадованно воскликнул Рокоссовский. — Разве с самого начала не было ясно, что за мной не водилось и не водится никаких грехов перед Советской властью? Я знал, что справедливость восторжествует. Спасибо!.. Спасибо!.. Я знал!.. Я знал!..
Коровин с каким-то едва уловимым сочувствием глянул на покрасневшего от радости Рокоссовского, достал из портфеля деловую бумагу и протянул ему:
— Прочтите и распишитесь.
Рокоссовский поднялся и, с опаской глянув на посетителей, начал читать:
«Приказ
Народного Комиссара обороны Союза ССР.
По личному составу.
№ 2940 22 июля 1937 года, г. Москва
1. Состоящий в распоряжении по начальствующему составу РККА комдив Рокоссовский Константин Константинович увольняется в запас РККА по статье 43 пункту «Б» Положения о прохождении службы командным и начальствующим составом РККА.
Народный Комиссар обороны Маршал Советского Союза
Ворошилов».
Ноги Рокоссовского словно приросли к полу: он не мог двинуться с места. Лицо его приняло трагическое выражение. В нем было столько страстной и безнадежной тоски, отчаяния, что даже у представителей НКВД на короткое время шевельнулась в груди жалость.
— За что меня так унизили? — произнес Рокоссовский хриплым голосом. — Скажите, за что? — В его глазах стояли слезы, руки были сжаты в кулаки.
Коровин и особист, опустив глаза, молчали.
— За то, что я безоговорочно перешел на сторону Советской власти? За то, что воевал за нее и проливал кровь? — Он окинул долгим взглядом собеседников и, подумав, более спокойно сказал: — Теперь, как я понимаю, дело за арестом?
— Не обязательно, — ответил до сих пор молчавший особист.
Рокоссовский подошел к нему вплотную и, глядя на его невысокую фигуру, будто уточняя, что кроется за его словами, произнес:
— Если бы это было иначе, то со мной обошлись бы по-другому.
— Вы можете ехать домой, — сказал Коровин. — Машина у ворот.
— А дальше что?
— Распишитесь, пожалуйста, что вы не покинете город Псков. — Коровин подал ему отпечатанный бланк.
Рокоссовский расписался и начал собирать вещи. Теперь он был уверен, что его жизненную лодку без руля унесло ветром в открытое море. И теперь придется терпеть и морскую болезнь, и все остальное, что может с ним приключиться.
1
В самом начале августа 1937 года бессердечно припекало солнце. Казалось, что этому пеклу не будет конца. Уже более трех недель жара косила зеленую траву, превращая ее в рыжую, худосочную колючку. Лиственные деревья поникли, преждевременно пожелтели поля. Только мужественно держали марку сосны да ели: они выглядели еще более темными на фоне выгоревшего ландшафта.
Юлия Петровна и Ада вышли из дому и присели под елью на деревянную скамейку. День по-прежнему был ясный, только далеко на горизонте, за лесом, выплывала громадная черная туча. Десятки блестящих ласточек сидели на проводах и без умолку чирикали, словно обсуждали какую-то важную новость. Некоторые из них, как бы обидевшись за то, что к их мнению не прислушиваются, взмывали вверх и выделывали неимоверные кульбиты, а затем опять присоединялись к стае. В воздухе стоял дурманящий терпкий запах.
Читать дальше