Олег Фурсин - Барнаша

С этого времени, опять-таки, если верить раввинам, Синедрион существовал непрерывно. Он отправлял свои обязанности при Иисусе Навине [114], судьях и царях, не прекращал своего существования за весь период разделения царств и даже в плену вавилонском, когда сам Яхве нисходил в Синедрион. Объем реальной власти Синедриона то увеличивался, то уменьшался соответственно желаниям чужеземных владык. За всё время своего существования он не терял только следующих прав: права высшего административного надзора в делах церковных и права расследования всех важнейших преступлений, уголовных и гражданских.

Член Великого Синедриона, возглавляемого первосвященником Каиафой, глубокоуважаемый Шаммаи, Учитель, книжник, возвращался сегодня с заседания Синедриона крайне разгневанным. Причиной была беседа с первосвященником, на которую его пригласили по окончании заседания.

Речь вновь зашла о сыне Шаммаи, Иуде [115]. Все вокруг были убеждены в том, что Шаммаи обожал своего позднего наследника, не чаял души в нём. Немногие, может быть, только одна Мариам, жена, хорошо изучившая характер Шаммаи за годы жизни с ним, догадывались о том, что Учитель порой страстно ненавидел сына. За проявленные им непокорство и непослушание, за несоответствие идеалу, который Шаммаи рисовал в воображении задолго до рождения ребенка. За все надежды, большую часть которых Иуда уже разбил.

Ах, каким же чудесным, милым мальчиком был Иуда до достижения возраста «бен гат-тора», «сына закона» [116]! В пять лет он начал изучать священное писание, и уже через год удивлял всех знанием Торы. Он пересказывал целые главы Моисеева пятикнижия, старался толковать их как его учили, приводя в изумление видавших виды учителей. Внутренним зрением Шаммаи ещё видит эти картины: вот мальчик тянется пальчиками к расшитому поясу отца, но не может достать, вот уже подрос, теперь это смуглый большеглазый отрок, весело и бойко распевающий псалмы перед обожающими его домашними. «Закон Иагве — без упрёка, он освежает душу… Свидетельство Иагве верно, простых делает мудрыми, повеления Иагве правильны, радуют сердце; приказания Иагве ясны, просветляют взоры. Служение Иагве чисто, не прекратится вовек. Постановления Иагве — сама истина, всегда справедливы; они соблазнительнее, чем золото, чем груды самого чистого золота, они слаще, чем самый сладкий сотовый мед!» [117]. Успехи сына окрыляли отца. Законы религии строго предписывали ему, отцу ребенка, обучать его, и он свято исполнял закон, любящая и нежная мать раскрывала сердце своего дитяти, чтобы ангел добра, красоты и правды вошёл в него и не оставлял до последнего биения сердца. И что из этого вышло?

В возрасте двенадцати лет мальчик перестал быть маленьким. Если до сих пор он имел только животную жизнь, «нефеш», то теперь стал приобретать «руах» — дух, который в случае добродетельной жизни, в двадцатилетнем возрасте, разовьется в «нишема», или душу разумную.

Этого не случилось, с точки зрения Шиммаи. Сын стал отходить от отца и его воззрений именно в этом возрасте. Сколько раз в розовом детстве Иуды говорил ему отец:

— Кто принимает на себя иго Торы, с того снимается иго правительства и иго мирских забот.

Теперь ученый сын дерзко отвечал отцу:

— Разве Божественное слово учит этому, отец? Разве не сказано было: «У тебя не должно быть никакого имущества, никакого надела земли. Я — твой надел, Я твое имущество» [118]?

Всё страннее были поступки Иуды с годами. Сын доводил до крайней степени экзальтации всё, что относил к служению Господу. Иуда стал отказываться от вина, не ел мяса, и вообще ел очень скромно, едва поддерживая существование. Утром он принимал холодную ванну, одевался в белую одежду из льна, сидел молча, вызывая в себе набожное настроение. Он не посещал Храм, считая, что достаточно вести образ жизни, окруженный святостью, чтобы сделать ненужными Храм и жертвы. Он подавлял в себе всякий порыв к удовлетворению чувственных желаний. И не ввёл в дом свой жену, несмотря на настояние родителей. А ведь он был красив, этот потомок священнического рода, потомок Аарона. Такое встречалось нечасто, учитывая запреты на браки с иноверцами и даже с теми, кто, будучи сыновьями и дочерями Израиля, побывал в плену. Чистота священнических браков соблюдалась весьма строго. Высокого роста, кожа смуглого оттенка, словно хранившая в своей глубине отсветы египетского солнца, глаза огромные, влажные, щёки аскета, и при этом вырезанные резцом, с чувственным рисунком губы. Лицо с отпечатком избранности, понимания (ещё бы, умён и образован, невеждой, ам-гаарецем, его не назовешь!). По внешности — Мессия, да и только.