Олег Фурсин - Калигула

— Потрудись отвести девушку в лаватрину [44] Лаватрина (лат. lavatrina) — в древнеримском доме ванная комната, баня, купальня. . Помоги отмыться. И расскажи ей все, что знаешь сама о женском теле. Объясни, что она не умрет. Что этим она отличается от своих братьев, равно как от других мужчин. Скажи, что ей предстоит быть матерью. Переодень. Мне надо поспать, если в этом доме еще кто-либо вдруг не затеет умирать в моем атриуме, конечно. И если нерадивость слуг не поможет ему выполнить свое желание…

Итак, Агриппина познала разницу между братьями и собой. Некоторое время она была подавлена. Потом отошла, вновь потянуло ее на забавы. Только прежней лихости не было в ней, прежнего задора. Мать вздохнула с облегчением. А беда уж стояла на самом пороге…

Губя одною рукой, и притом втайне, Тиберий любил в то же время протягивать свободную в качестве покровителя и благодетеля своих жертв. Маленькая женщина умудрилась разгневать властителя в его собственном доме. И стала жертвой. Тиберий простер над ней свою руку благодетеля! Воспользовался правом отца семейства, нечего говорить, осчастливил!

Обед, на котором Агриппина Старшая присутствовала со своими детьми, Нероном и Друзом Цезарем, вошел в историю. Он положил начало череде страшных бед семьи. После той, самой первой, которая казалось теперь давней, — гибели отца семейства…

Агриппина не любила бывать у Тиберия, тем более со старшими сыновьями. Подрастая, мальчики все более раздражали взгляд старца Тиберия своей блестящей юностью. В сравнении с ними его собственный внук, единственная надежда, был слишком мал. Эти же могли наследовать власть.

Но, что бы она там ни любила, кого это волновало? Тиберий когда-то усыновил отца ее детей, мужа Агриппины. Ее дети были теперь его официальными внуками, внуками Тиберия. Его возможными наследниками считались и Нерон, и Друз, ее надежда, ее Цезари. Не привези к Тиберию внуков, попробуй…

На обед в тот самый день, положивший начало беде, были приглашены трое. Мать со взрослыми сыновьями.

Она вечно боялась: яда, кинжала, воды, веревки, разврата! Но более всего, конечно, яда. И потому яблоко, протянутое ей Тиберием в конце обеда, когда подали десерт: мучной крем, бисквиты, фрукты, — она не взяла. Император был вынужден продержать руку в воздухе достаточно долго. Свою благодетельствующую руку тянул он к невестке, и, оказывается, зря! Женщина не взяла яблоко. Это был намек. На возможность отравления. На нелюбовь к ней Тиберия. Словом, то был вызов, а Тиберий его принял.

Между строк осталось то, что император ждал подобного жеста, провоцировал его. Но и Агриппина не остановилась на этом вызове. Она продолжала говорить. Она жаловалась на то, что ее сыновей не приближают к власти. Что выскочка, Сеян, [45] Луций Элий Сеян (лат. Lucius Aelius Seianus, при рождении — Луций Сей (лат. Lucius Seius); ок. 20 г. до н. э. –18 октября 31 г. н. э.) — государственный и военный деятель Римской империи, командующий преторианской гвардией с 14 (или 15) г., консул 31 г., временщик при императоре Тиберии. 18 октября 31 г. казнен по приказу Тиберия и приговору Сената. Сенат постановил уничтожить саму память о Сеяна (damnatio memoriae), его имя было стёрто со стен домов, документов и даже с монет. значит больше для государства, чем ее родные дети, гораздо больше… Что Тиберий настаивает на прекращении почестей для Нерона и Друза Цезарей, дабы не воспалять честолюбия в восприимчивых юношах. И это в то время, когда ставленнику Тиберия, Луцию Элию Сеяну, отливают памятники, они стоят на площадях, заносчиво сверкая на солнце золотом…

Словом, речь Агриппины была слишком смела. Она умудрилась рассердить императора вконец. Он тряхнул стариной. Он припомнил греческий стих. «Ты, дочка, считаешь оскорбленьем, что не царствуешь?», — спросил он у разгневанной женщины. Та вдруг опомнилась, замолчала.

Тревога матери, страх, написанный на лицах братьев: Агриппина-младшая в свои двенадцать чувствовала все чуть ли не кожей! Она успела понять нечто тем же вечером, когда подавленные близкие, видевшие гнев Тиберия, вернулись домой. Против обычая не понеслись куда-то на ночь братья, долго говорили друг с другом без споров, без ерничанья, соглашаясь. Мать присела рядом; на ее лице сменяли друг друга разные выражения: от смертельного ужаса до решимости бесконечной. Младшая была первой слушательницей всех сплетен, любила подслушать разговоры рабынь; братья прятались от нее с каждым днем все тщательней, поскольку она стремилась знать о них буквально все! И тут Агриппина справилась, не оплошала!