Лев Прозоров - Мифы о Древней Руси. Историческое расследование

«И вообще Славяне люди смелые и наступательные,и если б не было разрозненности их вследствие многочисленных разветвлений их колен и разбросанности их племен, то не померился бы с ними в силе ни один народ в мире» [30].

Ну и напоследок поговорим немного о русских былинах. Тех самых, в которых «только защита родной земли».

А теперь снова вспомним, читатель, великолепную фразу славянского вождя Добренты. Ту самую про «покуда существуют на свете война и мечи». Фразу, в которой видел наилучшее выражение славянского характера Иван Михайлович Собестианский. Разве она не созвучна словам богатыря?

И право же, ее с удовольствием повторил бы любой норманнский конунг, или вождь галлов, или консул Римской республики, или германский рыцарь.

Когда мы глядим в свое прошлое, когда мы произносим слово «славяне», мы должны видеть там не бороды, косоворотки и купальские веночки, слышать не коровьи вздохи и хныканье жалейки. Мы должны слышать эти слова славянского вождя, видеть зарево пожаров над византийскими городками, должны видеть вендского, варяжского викинга, идущего по британскому песку, новгородского ушкуйника, жгущего Сарай, чубатого гайдамаку, с саблей в зубах лезущего на борт турецкого галеаса.

И навсегда вбить осиновый кол в двухсотлетнего мертворожденного уродца «славянского миролюбия».

Ещё раз про славян

Из известия Феофилакта Симокатты

Существует известное свидетельство византийского автора конца VI – начала VII вв. Феофилакта Симокатты о славянах. В своё время оно входило в «золотой фонд» певцов «славянского миролюбия (и обличителей «славянской неисторичности» одновременно). Привожу его здесь с некоторыми сокращениями:

«На другой день трое людей из племени славян, не имеющие никакого железного оружия или каких-либо военных приспособлений, были взяты в плен телохранителями императора; единственным их багажом были гусли, и ничего другого они не несли с собою. Император стал их расспрашивать, какого они племени, где назначено судьбой им жить, и по какой причине они вращаются в римских пределах. Они отвечали, что по племени они – славяне, что живут на краю западного Океана.

(…)

Гусли они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие: их страна не знает железа, и потому мирно и без мятежей проходит жизнь у них; что они играют на лирах потому, что не обучены трубить в трубы» [32].

Известие это породило множество самых разных толков. Разумеется, сейчас уже никто не пытается всерьез говорить о дикарях-славянах, не знавших железа, или по-славянофильски выставлять этот рассказ, как доказательство миролюбия славян (слишком много свидетельств прямо противоположных черт характера наших предков). Справедливости ради отмечу, что славянофил Александр Федорович Гильфердинг, невзирая на свою убежденность в изначально «кротком и невоинственном» нраве славян, трактовал это сообщение несколько по-другому.

Сейчас можно было бы, в духе распространившейся моды на «текстологический подход», видеть тут некоторую утопию на тему «счастливых дикарей» – мотив, зародившийся задолго до Руссо. Однако, помимо того что таким образом легко растащить на «мотивы» и «влияния» совершенно любое историческое свидетельство, странно предполагать, что историк-хронист внезапно решил разместить утопию среди описания политической жизни империи. Еще более странен выбор персонажей для этой идиллической миниатюры – подданные Византии знали славян много лучше, чем им, подданным, хотелось бы. Славяне в армии василевсов насчитывались тысячами, иной раз дослуживаясь до немалых чинов. В то же самое время их соплеменники буквально терроризировали северо-западные провинции Византии. Причем и о том, и о другом сообщает сам Симокатта. Он называет и имя византийского командира из славян Татимера, и имена славянских вождей, разорявших имперские земли – Ардагаста, Мусокия, Пирагаста. Так что славяне в глазах подданного Восточного Рима были такими же «подходящими» героями пацифистской утопии, как викинги для европейца IX века, половцы для русича XII или, наконец, чеченцы для нашего современника.