Виктор Вальд - Палач

Достигла она и ушей колбасника.

Порадовавшись предстоящему зрелищу, Рут не сразу, а только под вечер стал грызть себе локти. Ведь на это интересное действо со всего города, со всей округи да и из ближайших городов сойдется множество народа. А кому не хочется собственными глазами посмотреть на жестокую казнь негодяев, которые долгие месяцы держали горожан в животном страхе? Сотни, нет, тысячи сойдутся. И каждый будет рад выпить чашу вина или кружку пива за мучительную смерть разбойников.

А выпив, они, конечно же, потянутся к еде. И что им скромные домашние огрызки, когда можно купить и съесть отменной городской колбасы с пылу с жару, впиться деснами в свежие мясные лепешки и разломить еще горячий хлеб?

А интересно, пекарь Вельмут сейчас тоже грызет себя изнутри? Ведь он наверняка продал бюргермейстеру всю выпечку. Даже не продал, а, как и Рут, отдал с условием, что Венцель Марцел расплатится по твердой цене в течение месяца. А по какой же цене он будет продавать?

И вот что самое обидное – у него, Рута, нет денег на дополнительную закупку, да и где и кому производить продукт, когда весь цех завален купленным мясом, а подмастерья и слуги все как один заняты выполнением заказа.

Конечно же, можно было пойти и обо всем договориться с другими колбасниками. Но они и сами догадались о том, что грядет удобный момент, чтобы продать то, что имеют. Да-да, только то, что имеют. Ведь ни запастись, ни приготовить они уже не успеют.

Вот тебе и чудаковатый бюргермейстер! Как все ловко придумал и подгадал! И решение суда, и, даже поговаривают, одобрение старого епископа получил на пергаменте с печатью.

Теперь, выходит, вынесен самый правильный и законный приговор. Приговор «двух мечей». Один меч – решение светского суда города, второй – приговор церковный, а значит, согласованный с Господом.

И к тому же, в один день колесуют всех шестерых разбойников. Казнь продлится весь день. Это сколько же мяса и колбасы сожрет толпа! А сколько съест хлебцев, сколько выпьет вина и пива! И все это принадлежит бюргермейстеру.

Колбасник Рут тихо завыл и с ненавистью посмотрел на входящих во двор мальчишек. Те с необычайной серьезностью выставили впереди животов корзины с шейными ремнями. И они тоже работают на Венцеля Марцела. Сейчас мальчишки подчистую выметут все готовое мясо и бросятся к городским воротам, площадям, постоялым дворам, нахваливая вкуснейшие колбасы, сальтисоны и мясные лепешки, деньги от которых потекут в кошель бюргермейстера.

Колокольный звон согнал с крыши cобора огромную стаю ворон. Птицы черным рукавом обмахнули острые башни дома Господнего и с негодующим карканьем повисли над городом. Кружили вороны долго, поскольку, отгоняемые святым звоном, не смели сесть на высокий cобор, как впрочем, и на крыши прилегающих к соборной площади домов, потому что там уже обосновалось множество народа, плотно усевшегося на крепкой черепице.

А улетать прочь дьявольские птицы не спешили. Наверное, их хозяин, сам сатана, хотел глазами воронья с высоты полета посмотреть на казнь своих слуг. И еще прихватить души кровавых преступников, что наплевали на слово Божье, а значит, были его собственностью. Ну что ж, это его право.

А может, сатана высматривал в огромной толпе, скопившейся на площади и продолжавшей собираться на примыкающих улицах, своих новых слуг? Ведь сейчас произойдет нечто ужасное, прольется человеческая кровь. Такая горячая, такая красная, такая возбуждающая. И многие души дрогнут. Вот тут-то их и приметит сатана.

Но то дела Божьего противника.

Дела человека земные и понятные.

– Пора бы и начинать, – чуть сердясь, сказал судья Перкель и покосился на бюргермейстера.

– Пора, – поддержал судью рыцарь Гюстев фон Бирк.

Венцель Марцел недовольно поморщился.

Конечно, им не терпится. Судья спешит привлечь внимание разношерстной толпы к своей персоне. Он так и рвется к поручням помоста, устроенного для благородных гостей города и местных патрициев, чтобы сказать несколько умных слов, а затем велеть писцу огласить приговор и имена казнимых.

А молодому рыцарю уж очень хочется, чтобы на лице Эльвы выступили капельки холодного пота от того, что будет происходить на эшафоте. И тогда он подойдет к ней и предложит свой шелковый платок и крепкую руку.

Что касается самого Венцеля Марцела, то это был его праздник и он, конечно, желал продлить его. Тем более, что корзины мальчишек были опустошены лишь наполовину.