Виктор Вальд - Палач

– Да, да… – сдерживая крик, прошипел оруженосец и быстро, на четвереньках прополз с десяток шагов. Ни мгновения не колеблясь, он головой вперед ушел в каменную яму, доверху заполненную чем попало: дождевой водой, мочой, гнильем и разбухшим телом утопленницы, третьего дня покончившей с собой.

Холодная вода до костей пронзила тело и ударила в открытый от страха рот Мартина. Сам того не желая, он сделал несколько глотков и, перевернувшись, вынырнул. Но едва его голова показалась над поверхностью среди капустных листьев, ботвы, человеческого и конского дерьма, как он сразу же увидел сгорбленные фигурки наемников, поодиночке и группами вбегающих во двор. Некоторые кинулись к западной стене, чтобы через провалы пробраться к реке и попытаться переплыть ее. Другие стали искать ненадежного спасения все в тех же подвалах и пристройках. И только шестеро из них стали в строй и вытянули мечи навстречу въезжающим во двор всадникам.

Мартин набрал в грудь как можно больше воздуха и, подогнув колени, опустился на спасительное дно. Оставаясь там, он почувствовал, а затем увидел, как расступилась вода и сжавшееся тело опустилось на дно.

«Еще один… Но, кажется, ему не ко мне, а к небесам», – подумал Мартин и даже попытался перекреститься.

Но легкие уже начали рвать грудь. Нужен был хотя бы один, ну хотя бы полглотка воздуха. «Нет, нет», – запротестовал мозг оруженосца, однако тело само по себе стало всплывать. «Где она? Где?» – Лихорадочно заработавшая мысль толкнула Мартина к плавающему на поверхности телу утопленницы. Нащупав его руками, он прикрыл голову подолом женского платья и осторожно вынырнул.

Бой во дворе закончился. Из тех, кто пытался защищаться, в живых остался только Обер, но и тот стоял на коленях, обхватив руками окровавленную голову. Его смятый шлем лежал рядом, а меч был отброшен в знак полного подчинения победителям.

Через мгновение к Оберу подбежали два городских стражника и, опрокинув его в грязь, стали вязать.

К возившимся с пленным стражникам медленно подъехали три всадника.

Тот, что был посередине, снял шлем и встряхнул длинными светлыми волосами. На его молодом лице сияла довольная улыбка.

– Вот и все. Нет больше ваших обидчиков. С разбойниками покончено, бюргермейстер.

– Да, – как-то устало и равнодушно ответил всадник справа.

– Но еще есть те, кто будет отдан закону, – громко произнес третий всадник и указал рукой на утыканные стрелами тела у стены деревянной конюшни.

– Это кто? – спросил молодой рыцарь.

– Это мои люди. Я велел старику Вольтеру и тому, что с ним, похоронить арендатора Хольца. Это было пять дней тому. Теперь твоя служба, судья Перкель.

– Да уж, мой добрый Венцель Марцел. Забот будет много. – И судья опять махнул в сторону шестерых связанных разбойников, которых стражники ударами тупых концов копий выводили со двора.

Венцель Марцел громко хлопнул калиткой. Проходящая мимо старуха и тащивший за ней корзину подросток остановились и низко поклонились бюргермейстеру.

«Еще руки бросятся целовать», – не без самодовольства подумал Венцель и, гордо подняв голову, широким шагом направился к городской Ратуше.

Позавчера, в первых сумерках, весь город вышел за ворота, чтобы приветствовать своего достойного бюргермейстера, который возглавлял колонну из стражей и плененных разбойников. Всадников фон Бирка тоже встречали громкими возгласами, но более сдержанно. С давних времен горожане остерегались рыцарей и их воинов.

А уже поутру за Венцелем Марцелом повсюду следовали многие из горожан. Каждый раз, когда на их пути попадался незнакомый человек, его останавливали и, указывая на дородное тело Венцеля, с гордостью сообщали: «Это наш славный бюргермейстер и спаситель нашего города».

Потом уже непонятливых заставляли низко кланяться и приветливо улыбаться.

Многие из горожан, расчувствовавшись, припадали к рукам бюргермейстера, на что он притворно сердился и прятал руки за спину.

Вот и сегодня, не сделав и двух десятков шагов от дома, Венцель Марцел краешком глаза заметил, как у него за спиной образовалась толпа. Люди тихо переговаривались между собой, но многое из того, что было сказано, бюргермейстер услышал и принял всем сердцем.

– Счастлив город, в котором есть такой бюргермейстер…

– Счастлив каждый горожанин…

– Да продлит Господь его безболезненные годы…

Венцель Марцел, прищурившись, посмотрел на небо. В лучах, первых по-настоящему весенних лучах, голубое небо казалось торжественно высоким и приветливым.