Александр Рубашкин - Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады

Слушатели Берггольц знали: это все так. Ее голос звучал по радио с августа сорок первого, утешал, советовал. Она говорила и о своих личных утратах. У нее было право сказать: «…примеров людской черствости, неблагодарности и равнодушия я могла бы привести больше вашего. Но ведь не этим жив Ленинград, не этим же держимся все мы». О том, что помогает людям жить, о взаимной выдержке и поддержке, о том, как люди спасают своей заботой других, говорил с общегородской трибуны человек, спасавший людей своим примером стойкости, своим словом. Поэтому так убедительно, спокойно, не «митингово», а скорее интимно было обращение: «Дорогой товарищ, подписавшая свое письмо „одинокая мать“. Я не хочу ни обидеть, ни поучать Вас. Вас действительно оскорбили, Вы многое пережили, много перенесли. Вы неправы только в том, что „сдали в порыве“ и что частный случай недоверия лично к Вам возвели до обобщения, стали по своему опыту судить обо всех» (обстоятельства не позволяли тогда сказать о предвоенных тяжелых «буднях». Об этом она напишет в своих стихах, позже составивших книгу «Узел»). Это выступление слушали многие. Его почти все правильно поняли и оценили. Слушатели одновременно отвечали «одинокой матери». «Дорогая Ольга Берггольц! Я хорошо помню Вас, когда в жутко тяжелые дни для ленинградцев, в декабре мес. 1941 г. Вы приходили к нам в Смольный… Сегодня в 22 часа я слушала Ваше выступление по радио, в котором Вы отвечали “одинокой матери”. Ваш корреспондент неправ и далеко заблуждается. Вы, писатели, работали вместе со всеми ленинградцами, пережили то же, что многие. Мне не хотелось бы напоминать Вам о прошлом, но передайте при удобном случае „одинокой матери“, что Вы были в одной из стадий той „модной“ болезни, „дистрофии“, которой страдали многие в тяжелые дни 1941–1942 гг.» (из письма работницы ленинградского обкома ВКП(б) Н. Чернышевой).

В мае 1943 года пожарник системы Ленэнерго Нина Алексеевна Ситникова обращалась к Берггольц в письме на радио: «Многие и многие ленинградские женщины ждут Ваших задушевных радиобесед, они так хорошо действуют, и после всех Ваших выступлений хочется еще больше работать… И, усталая после работы, идешь на огород „в ватнике с лопатой“ и чувствуешь, что ты тоже боец, и легче кажется лопата, и глубже и сильнее входит она в целину…» Боец, пожарник, литератор, бывший сокурсник по институту – чьи только письма ни увидишь в архиве О. Берггольц!.. Одно из них – без почтового штемпеля. Судя по содержанию, оно передано Ольге Федоровне во время недолгого пребывания в Москве. Его написала старый литератор, известный поэт и переводчик, современница Чехова и Толстого. «28 февраля 44. Милая Ольга Федоровна, Я не знакома с Вами лично, но мне хочется написать Вам, моему молодому товарищу, несколько слов – давно хочется. Я почти никогда не плачу – жизнь отучила от этого – потому что иначе приходилось бы часто тонуть в слезах. Но Ваши строки о Пушкине (в „Литературе и иск.“), Ваши рассказы о моем любимом Ленинграде – заставили меня плакать. И смешанные это были слезы: и глубокой скорби за разрушенный „город Муз“, и радости за освобожденный Ленинград, и радости за то, что Вы – чужой мне человек – героически пережили эти годы, и уцелели, и донесли Ваш милый дар до этих дней. Дайте мне пожелать Вам от души счастья, дальнейшего расцвета Вашего поэтического таланта и возможности написать прекрасные стихи на победу Родины. Преклоняюсь перед ленинградскими товарищами, если вернетесь туда, передайте им это. С горячей симпатией, Т. Щепкина-Куперник». Всего лишь несколько писем из сотен, полученных Берггольц в дни войны. Свидетельство огромного резонанса ее работы, значительнейшая часть которой была связана с ленинградским радио.

Achtung! Achtung! Контрпропаганда.

«За что воюете?» Говорят слушатели. Фриц и Эрнст.

Канун Рождества. Тридцать лет спустя.

В часы воздушной тревоги репродукторы замолкали 27. Передача из радиостудии прерывалась на полуслове. Городская сеть подключалась к штабу местной противовоздушной обороны. Но и в это время ленинградская радиостанция нередко продолжала работать. Правда, ленинградцы не могли слушать этих передач – все приемники были сданы еще в начале войны, но город продолжал говорить и в часы тревог. Уже 5 июля немецкие воинские части, наступающие на Ленинград, приняли в диапазонах волн, на которых обычно работали, слова воззвания: «Асhtung! Achtung! Deutsches Volkund deutsche Soldaten! Hort uns! Wir sagen Euch die Wahrheit!» (Внимание! Внимание! Немецкий народ и немецкие солдаты! Слушайте нас! Мы говорим вам правду!) Так начинала свою работу немецкая редакция ленинградского радио. Затем аналогичные обращения, но уже на финском языке услышали войска противника на Карельском перешейке.