Но куда я вернусь?
В суету вороватых киосков?
Чем ты встретишь, Россия?
Ни «прости», ни «спасибо» не ждя,
Над собой посмеюсь,
Отмахнусь от вопросов
Бессильно
Под счастливые слезы дождя.
Душанбе, апрель 1994 г.
Придешь?
Метро. Свисающая челка. Глаза.
Да? Нет?
Не мигай.
Посмотрим друг на друга.
Экспромтом.
Ты уснешь, разметавшись беспечно.
Я приду, растревожу твой сон.
Может быть, и последнею встречей,
Ждущей нас в лабиринте времен.
…Не хватило времени на счастье.
Когда оно приходило,
время ускоряло бег.
В распадающийся на листочки блокнот
все реже заносим новые имена.
И поверх рабочего телефона
все чаще – день памяти…
Мы плохо живем, плохо пишем…
В непоэтическом словаре нашего поколения
вместе с химическими карандашами
и пони в ЦПКиО
останутся
зимы пустых холодильников,
телевизионная хроника – «Время»
сквозь «Чуть помедленнее, кони!»
на «Астрах» и «Кометах»
наших 70-х.
Ни одна русская сказка
не обходилась без обращения к Востоку.
Нам предстояло уцелеть
вместо некрещеных мальчиков Афгана,
теперь – Чечни.
Война учит любви.
Помнишь мою мольбу?
Любая кончится дорога,
Дорогой вечною не став…
На посошок мне, ради бога,
Глоток земной любви оставь.
С последними аккордами «Лебединого озера»
погас черно-белый экран.
Мы оказались такими разными, даже разноцветными:
что общего между лиловой тюбетейкой душанбинского дервиша
и рыжим треухом питерского бомжа?
Ступеньки подземных переходов?
А по вокзалам слово «беженец»,
Как прежде было – «кипяток»…
И приглашенья путешествовать:
Одним – в Мадрид, другим – в Моздок?
Или угнать БТР?
Чтобы отомстить за себя, за Союз,
за то, что вместо твоих ресниц – ворс подушки?
Так банально – не слезы, а снег.
Каждый туго натянут нерв.
Разбивают гипсовый герб:
Верьте нам-м-м-м! Нервный смех.
В привычном «Держитесь за поручень»
слышится эхо шестнадцатого года: «Держитесь, поручик!»
Мы – выросшие с неподцензурной гитарой,
не боявшиеся ни духов у кандагарского элеватора,
ни жены, ни КГБ…
Нам душно и тесно. «Тяга прочь»? Опять на войну?
И огненной памирской пляской
празднует День Красной армии
бородатый исламский боевик:
Ах, Одесса, жемчужина у моря…
Шелушащаяся позолота сталинского бюста
в заброшенном душанбинском сквере
посреди вывороченного Таджикистана…
Любовь – это память,
запрятанная в ладони и губы.
Наш век – короток и ненастен, как февраль.
Мы уйдем незаметно,
стараясь не разбудить соседей,
длинным больничным коридором,
где давно перегорела лампочка.
Чтобы, как скальные столбы кайнозоя,
стать частью жизни вселенной.
Чтобы
оставить после себя мир нашей совести, мук;
то, что наши взрослеющие девчонки
расскажут своим будущим мальчишкам.
Я не приду.
Ведь «встреча» – похоже на сербское слово «счастье».
…Так банально: не слезы, а снег…
Расстанемся любя.
Любовь – это золото скифских курганов —
В холодных оправах музейных витрин.
Я к ним подойду и задумчиво встану
Пред прошлой эпохой – один на один.
Колечко, что стало теперь экспонатом,
Быть может, навстречу счастливой судьбе
Подарено было в далеком когда-то:
«Любимая, это – тебе».
Коль живы – под поземку века
Из заунывной тишины,
Где ни греха, ни слез, ни смеха,
Сквозь вас не смотрим со стены,
Примите и не осуждайте
Навзрыд пришедших в декабре
Забытых чувств. И млейте, тайте.
А лучше – смейтесь и рыдайте.
Автограф мой в календаре
Пусть скрепит силою закона
Прикосновения испуг.
Семь цифр – номер телефона,
Как бисер – номер телефона,
Летящий номер телефона.
Тепло и живость губ и рук.
Коль живы и в желаньях злые…
…вот только ходики идут…
Мы все же, все же молодые:
Нам Бог добавил пять минут.
Беса ме мучо
Посвящение сорокалетним
Первое, что схватывает взгляд, это движение, штрих…
Краски воссоздают лица и чувства.
Красный способен донести
порыв и отчаяние…
В легком красном плаще, чуть сутулясь,
ты уходишь по удаляющемуся перрону, молча обходя лужи,
не оглядываясь. Идешь на шпильках, навстречу осени
и зиме.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу