Томас Кенилли - Список Шиндлера

Когда взвод Хайара покончил со своими обязанностями, по лестнице поднялась команда мужчин из гетто, чтобы разобраться с трупами, собрать окровавленное постельное белье и помыть стены.

Это отделение было расположено в помещении, которое до войны служило участком польской полиции. За время существования гетто все три его этажа были постоянно заполнены больными. Заведующим был уважаемый врач, доктор Б. Но когда утром 13 марта над гетто занимался тусклый рассвет, на попечении врачей Б. и X. оставалось всего четверо больных, все нетранспортабельные. Одним из них был молодой парень-рабочий со скоротечной чахоткой, другой – талантливый музыкант с пораженной почкой. Для доктора X. было важно уберечь их от паники при звуках очередей. В этой же палате находился мужчина, ослепший после инсульта, и старик с непроходимостью кишечника в предельной степени истощения.

Все врачи, включая доктора X., были медиками высочайшей квалификации. В скудной нищей больничке гетто они впервые в Польше провели научные исследования болезни Вейла, изучили возможности пересадки костного мозга и синдромы болезни Паркинсона.

Но этим утром доктор X. был погружен совсем в иные размышления – он думал о смерти.

Понимая, что самоубийства не избежать, X. должен был обеспечить необходимое количество цианида не только для себя. Яд понадобится и другим врачам. Мрачные события прошлого года поразили гетто подобно эндемии. Не избежал общей участи и доктор X. Он был молод и отличался несокрушимым здоровьем, но ход истории обретал зловещий характер.

Мысль о том, что у него есть доступ к цианиду, успокаивала доктора X. в самые страшные дни. На последнем этапе существования гетто яду для него и других врачей, если что, хватит с лихвой. С мышьяком им практически не приходилось иметь дело. В их распоряжении остались только рвотные препараты и аспирин. Цианид был единственным из оставшихся сложных препаратов.

Этим утром, когда еще не минуло и пяти часов, доктор X. проснулся в своей квартире на улице Вита Ствоша от шума двигателей грузовиков, доносящихся из-за стены. Выглянув из окна, он увидел, как у реки собирается зондеркоманда, и понял, что сегодня гетто ждет последняя акция.

Он бросился в больницу, нашел доктора Б. и медсестер, которые оказались здесь по той же причине; не останавливаясь ни на минуту, они помогали пациентам, еще способным двигаться, спускаться по лестницам, а затем передавали их в руки родственников или друзей, которые разбирали их по домам. Когда в палатах не осталось никого, кроме этих четверых, доктор Б. сказал сестрам, что они могут уходить, и все подчинились приказу, кроме старшей медсестры.

В опустевшей больнице их осталось семеро – врачи Б. и X., медсестра и четверо пациентов.

Пока тянулось ожидание, врачи почти не разговаривали между собой. Все они имели доступ к цианиду, и вскоре X. стало ясно, что доктор Б. также обдумывает этот грустный исход.

Да, для них решение могло быть только одним.

Но следовало еще осуществить эвтаназию – умертвить больных. Сама мысль о ней приводила X. в ужас. У него были тонкие черты лица и подчеркнуто застенчивый взгляд. Он мучительно страдал от возможной необходимости преодолеть этические запреты, которые были для него столь же органичны, как собственное тело. Он понимал, что врач с иглой в руках в экстремальных условиях может взвешивать ценность того или иного решения – ввести цианид или нет. Но для X. не существовало сомнений – отдавать своего пациента зондеркоманде или нет. Время от времени доктор Б. подходил к окну и выглядывал из него, чтобы узнать, началась ли акция, после чего возвращался к X., глядя на него профессионально мягким спокойным взглядом. Доктор Б., в чем его коллега не сомневался, без конца перебирал различные варианты выхода из тупика, и, не придя ни к какому выводу, начинал все по-новой. Самоубийство. Эвтаназия. Водный раствор циановой кислоты.

Был и другой выход: остаться рядом с больными, как Розалия Блау.

Или впрыснуть цианид и больным, и себе. Это казалось X. наиболее приемлемым, но умирать все же не хотелось. Уже три ночи подряд он терзался этим и испытывал едва ли не физическое удовольствие при мысли о быстром действии яда – словно это был наркотик или крепкий напиток, положенный каждой жертве, чтобы смягчить ожидание последнего часа.

Для столь серьезного человека, как доктор X., именно привлекательность подобного варианта была убедительной причиной не прибегать к яду. Для него поводом к самоубийству могло стать только сопротивление. Когда-то он услышал от отца рассказ о массовом самоубийстве зелотов Мертвого моря, которые не хотели попасть в плен к римлянам. Это было ему понятно и оправдано для него. Для Х. смерть не должна была служить безопасной уютной гаванью. В основе ее должно было лежать яростное нежелание попасть в руки врагов!