Томас Кенилли - Список Шиндлера

И к тому же (Штерн твердил это себе снова и снова) – Оскар может спасти их всех: господина и госпожу Ц., Леона Ц., господина X., фроляйн М., старую секретаршу Ц. – с чем они всегда соглашались, но предпочитали при этом продолжать мусолить эту дурацкую историю с синяками…

Этим же вечером Ицхак Штерн принес известие и о приговоре Мареку Биберштейну. Он получил два года тюремного заключения, этот Марек Биберштейн, председатель юденрата, или, точнее, бывший им до ареста. В других городах юденрат был неизменным объектом поношений со стороны еврейского населения, ибо его основной обязанностью было составление списков тех, кого насильственно выгоняли на работу или отправляли в лагеря. Немецкая администрация видела в юденрате орган, выполняющий их приказы. Но в Кракове Марек Биберштейн и его кабинет продолжали рассматривать себя как буфер между военным комендантом Кракова Шмидтом, а позже комендантом Павлу – с одной стороны, и еврейскими обитателями города – с другой. 13 марта 1940 года в немецкой газете Кракова доктор Дитрих Редекер заявил, что во время визита в юденрат был поражен контрастом между его коврами и бархатными креслами – и бедностью, запущенностью еврейского квартала в Казимировке. Стараясь получить кое-какие доходы, сотрудники юденрата, скорее всего, допустили те же ошибки, какие до них совершили их собратья в Лодзи и Варшаве, щедро позволяя богатым откупаться от внесения в рабочие списки и включая в них бедняков в обмен на миску супа и ломоть хлеба. Но даже позже, в 1941 году, Биберштейн и его штат по-прежнему пользовались уважением краковских евреев.

Первый состав юденрата состоял из двадцати четырех человек, преимущественно интеллектуалов. Каждый день, по пути к себе в Заблоче, Оскар проходил мимо их углового здания, в котором находилась куча отделов – что-то вроде настоящего кабинета министров, где каждый член совета отвечал за свой участок работы. Шенкер занимался сбором налогов, Штейнберг строительством – существенный пункт для сообщества, в котором люди постоянно уезжали и приезжали: на этой неделе часть беженцев перебирается в маленькую деревушку, на следующей – приезжает обратно в город, не в силах вынести ограничений крестьянского быта…

Леон Салпетер, фармацевт по профессии, занимался одним из учреждений социального вспомоществования. Существовали отделы по вопросам питания, похоронных услуг, здоровья, выездных документов, по вопросам экономики, административных служб, культуры и даже – при угрозе полного исчезновения евреев как народа – образования.

Биберштейн и его совет исходили из убеждения, что евреев, изгнанных из Кракова, ждет плохой конец, и поэтому решили прибегнуть к древней стратегии – взяткам. Из казны юденрата на эти цели было выделено 200 тысяч злотых. Биберштейн и секретарь по внутренним делам Хаим Голдфлусс нашли посредника, фольксдойче по фамилии Рейхерт, человека, у которого были контакты и с СС, и с городской администрацией. В задачу Рейхерта входило передать деньги целому ряду официальных лиц, начиная с оберштурмфюрера (звание в СС, эквивалентное младшему лейтенанту) Зейбеерта – офицера, осуществлявшего связь между юденратом и городской администрацией. За эту сумму официальные лица должны были разрешить 10 тысячам евреев из краковской общины оставаться по домам, невзирая на приказ Франка. То ли Рейхерт оскорбил чиновников, решив взять себе слишком большой процент за услуги, оставив на их долю слишком мало, то ли вовлеченные лица, поняв, что самым большим желанием генерал-губернатора Франка остается сделать Краков «юденфрай», сочли слишком опасным получение взятки – в ходе судебного процесса выяснить так и не удалось. Биберштейн получил два года в тюрьме Монтелюпич, а Голдфлусс – шесть месяцев в Аушвице. Сам Рейхерт заработал восемь лет. Тем не менее все понимали, что они пройдут у него куда легче, чем сроки у первых двоих.

Шиндлер лишь покачал головой, услышав, на каких шатких основаниях было выложено двести тысяч злотых.

– Рейхерт жулик, – пробормотал он.

Всего десять минут назад обсуждалась тема, являются ли он и Ц. жуликами, – и вопрос так и остался открытым. Но относительно Рейхерта сомнений у него не было.

– Я бы мог объяснить им, что в лице Рейхерта они имеют дело с жуликом, – продолжал он.

Исходя из своих философских принципов, Штерн заметил, что наступают времена, когда людям не останется ничего иного, как вести дела с жуликами.