Наконец, когда Грюнхаут с отчаянием дернул ключ, двигатель заработал.
«Мерседес» сразу же рванул с места, а за ним последовал грузовик. Все слишком перенервничали, провожая его, но письмо, подписанное Штерном, Хильфштейном и Залпетером, в котором перечислялись заслуги Оскара и Эмили, Шиндлерам вручить не забыли.
Кавалькада, выехав за ворота, двинулась по дороге вдоль путей и, свернув налево, к Гавличкову броду, уносила Оскара в безопасный край. В этом было нечто от свадебного путешествия, потому что Шиндлер, который приезжал в Бринлитц со столь многими женщинами, покидал его со своей женой.
Штерн и остальные остались стоять во дворе. Наконец они могли принадлежать сами себе. И им еще предстояло осознать и перенести и тяжесть, и неопределенность этого положения.
Эта зияющая неопределенность, сопровождаемая опасностями, длилась три дня и обрела свою историю. Когда эсэсовцы покинули лагерь, единственным представителем машины уничтожения в Бринлитце остался немец-капо, который прибыл из Гросс-Розена с людьми Шиндлера. Он сам попал в Гросс-Розен за убийство и успел нажить врагов в Бринлитце. Группа мужчин выволокла его из барака и притащила в заводской цех, где с безжалостным энтузиазмом повесила на одной из тех балок, на которых унтерштурмфюрер Липольд угрожал повесить все население лагеря. Кое-кто из заключенных попытался вмешаться, но палачи были полны яростной решимости, и остановить их не удалось.
Это было первое убийство, случившееся уже после наступления мира, чего многие обитатели Бринлитца опасались. В свое время они видели, как Амон Гет повесил бедного инженера Краутвирта на аппельплаце в Плачуве, и лицезрение той казни, хотя и совершенной в силу совсем иных причин, наполнило их глубочайшим отвращением и ужасом.
Но Амон был Амоном, и изменить его было невозможно.
А эти палачи были их братьями по крови.
Когда капо перестал дергаться, его труп оставили висеть над смолкнувшими станками.
Это зрелище смутило многих. Предполагалось, что его смерть даст удовлетворение, но вместо этого родилось сомнение в правомерности таких действий.
Наконец, несколько человек, которые не принимали участия в казни, обрезали веревку и кремировали тело казненного. Что было еще одним доказательством уникальности лагеря в Бринлитце, ибо единственным телом, отправленным в печь, где должны были испепеляться еврейские трупы, оказалось тело арийца.
На другой день были распределены запасы со склада военно-морских сил. Рулоны материи пришлось разрезать на куски. Моше Бейски рассказывал, что каждый из заключенных получил по три метра ткани вместе с комплектом белья и несколькими бобинами шерсти. Кое-кто из женщин сразу же сел кроить и шить себе одежду, в которой они могли бы вернуться домой. Другие же предпочли оставить ткань в нетронутом виде, чтобы в трудную минуту жизни ее можно было бы продать.
Были розданы сигареты, которые Оскару Шиндлеру удалось вытащить из горящего склада в Брно, и каждый заключенный получил по бутылке водки из запасов Залпетера. Почти никто не решился ее выпить. Это был слишком драгоценный товар, чтобы так использовать его.
В сумерках второго дня на дороге, ведущей от Цвиттау, показался дивизион немецких танков.
Лютек Фейгенбаум, притаившийся с автоматом в кустах у ворот, испытал желание открыть огонь сразу, как только первый танк оказался в виду лагеря. Но он знал, что это было бы ошибкой.
Машины прошли мимо. Наводчик в одном из последних танков колонны, поняв, что изгородь и сторожевые вышки могут означать присутствие поблизости «еврейских преступников», развернул ствол и выпустил по лагерю два снаряда. Один разорвался во дворе, другой попал в балкон женского общежития.
Эти выстрелы были случайным проявлением злобы, владевшей проигравшими войну, и у заключенных, имевших теперь в своем распоряжении оружие, хватило ума не отвечать на них.
Когда смолк грохот мотора последнего танка, все услышали рыдания, доносившиеся со двора и из женского корпуса. Осколками ранило девушку. Сама она была в шоке, без сознания, но вид ее ран вызвал у женщин потоки слез, которые они сдерживали все эти годы. Пока женщины плакали, врачи обследовали девушку и успокоили всех: раны неглубокие, девушка будет жить.
Первые часы своего бегства маленький отряд Оскара Шиндлера двигался, примкнув к хвосту колонны грузовиков вермахта. Они старались в течение ночи покрыть как можно большее расстояние, и никто не обращал на них внимания. За их спинами отступающие немецкие саперы подрывали сооружения, и порой их обстреливали из засад, устраиваемых чешскими партизанами. Недалеко от городка Гавликов Брод пришлось отстать, потому что дорогу им преградили чешские партизаны. Оскару пришлось представиться как заключенному.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу