Томас Кенилли - Список Шиндлера

Не благодарите меня за то, что вы остались в живых. Благодарите тех, кто работал день и ночь, спасая вас от уничтожения. Благодарите бесстрашных Штерна и Пемпера и других, которые, думая о вас и опасаясь за вашу судьбу, особенно в Кракове, ежесекундно смотрели в лицо смерти. И когда пришел долгожданный час воздаяния почестей, наша обязанность, пока мы еще все вместе, – блюсти порядок и не отступать от принципов благородства. Стоя среди вас, я обращаюсь к вам с просьбой: не позволяйте себе бесчеловечности, отдавайте себе отчет в ваших решениях и поступках. Еще я хотел бы поблагодарить близких мне людей за их готовность к самопожертвованию в связи с моей работой…

Речь его стала более взволнованной и рваной, он переходил от темы к теме, перескакивал с одной мысли на другую.

Обратившись к гарнизону СС, Оскар поблагодарил их за то, что они не поддались варварству, которого требовали их обязанности. Кое-кто из заключенных в цехе подумал: «Он просил нас не провоцировать охрану? А что он сам делает?» Ибо СС было СС, и в его составе нашли свое достойное место такие, как Гет и Йон, Хайар и Шейдт. СС заставляло своих членов делать такие вещи, сама мысль о которых приводила человека на грань безумия.

Шиндлер подошел к опасной черте – и все чувствовали это.

– Я хотел бы, – сказал он, – поблагодарить стоящих здесь охранников СС, которых против их желания, забрав из армии и флота, одели в эту форму. У них есть семьи, и они давно уже осознавали всю омерзительность и бессмысленность поставленных перед ними задач. И они вели себя гуманно и сдержанно.

Никто не понял, что возбуждение Оскара Шиндлера знаменовало одно: он завершил задачу, поставленную перед собой в свой день рождения.

Его стараниями эсэсовцы больше не представляли собой боевую единицу. Ибо, стоя здесь, они молча проглотили его оценку их поведения как «гуманного и сдержанного», и теперь им не оставалось ничего другого, как покинуть пределы лагеря.

– И в завершение, – сказал Шиндлер, – я призываю вас к трем минутам молчания, чтобы почтить память бесчисленных жертв, погибших в эти жестокие годы.

И все они послушались его.

Обершарфюрер Мотцек и Хелена Хирш; Люся, которая лишь на прошлой неделе поднялась из подвала; Шенбрунн, Эмили и Гольдберг. Для них время тянулось с мучительной медлительностью; они испытывали непреодолимое желание поскорее исчезнуть отсюда. Но они хранили молчание среди гигантских прессов «Хило», а вокруг затихал грохот самой страшной из войн…

Когда все было кончено, эсэсовцы торопливо покинули пределы цеха.

Заключенные остались. Озираясь, они не могли поверить, что теперь предоставлены самим себе.

Когда Оскар и Эмили двинулись укладываться, они обступили их. Тут Шиндлеру и было преподнесено кольцо Лихта. Рассмотрев его и выразив свое восхищение, он показал надпись Эмили и попросил Штерна перевести ее. Когда супруги Шиндлер спросили, откуда взялось золото выяснилось, что на кольцо пошел мостик Иеретца, и они увидели, как его бывший владелец рассмеялся, охотно демонстрируя дыру на месте отсутствующих зубов.

Но Оскар посерьезнел и торжественно надел кольцо на палец.

И хотя этого тогда никто не понял, в ту секунду, когда Оскар Шиндлер позволил себе принять их дар, они снова стали самими собой.

В течение несколько часов, последовавших за выступлением Оскара, гарнизон СС растаял за воротами лагеря.

На заводе команда, собранная из обитателей Будзынского и других лагерей, уже начала раздавать оружие, приобретенное Шиндлером. Оставалось только надеяться, что заключенные предпочтут просто разоружить эсэсовцев, чем вступить с ними в ритуальное сражение. Это было бы далеко не самым умным поступком, объяснил им Оскар, потому что отступающих не имеет смысла загонять в угол.

Но прежде чем страсти улеглись, кто-то даже предлагал подорвать ручными гранатами сторожевые вышки…

К счастью, обошлось тем, что боевые группы лишь приняли сдаваемое уходящими охранниками оружие. Охрана у главных ворот рассталась со своими автоматами едва ли не с благодарностью.

В сумерках на ступенях, ведущих в казарму СС, Польдек Пфефферберг и другой заключенный, Яцек Хорн, разоружили коменданта Мотцека: Пфефферберг ткнул ему пальцем в спину, и Мотцек, как и подобает любому нормальному человеку сорока с лишним лет, которого ждет дом и семья, попросил их пощадить его.

Пфефферберг изъял у коменданта пистолет и после короткого диалога, в ходе которого Мотцек взывал к отсутствующему герру директору с просьбой спасти его, он был освобожден и направился домой.