Томас Кенилли - Список Шиндлера

– Нашим бедам приходит конец, – воскликнул он. – Мир снова будет здоров! И Германия может объединиться с Западом и выступить против русских…

Надежды Гарде носили более скромный характер. В лучшем случае, предполагал он, гетто обретет тот же вид, который оно имело при старом добром императоре Франце-Иосифе.

Пока они пили под звуки торжественной музыки, им становилось все более и более ясно, что в эту ночь Европа узнает о той смерти, которая была так важна для ее существования.

Они снова становятся гражданами континента; они ныне не заключенный и герр директор!

По радио то и дело повторяли, что фюрер вот-вот обратится к народу с посланием, и всякий раз Оскар разражался недоверчивым смехом.

Когда наступила полночь, они уже не обращали никакого внимания на эти обещания. С каждым вдохом им становилось легче набирать в грудь воздух в том Кракове, которым он стал после фюрера.

Утром, думали они, все будут танцевать на каждом углу, и никого за это не покарают.

Вермахт арестует Франка в Вавельском замке, и войска осадят комплекс зданий СС на Поморской.

Незадолго до часа ночи Гитлер выступил из своей ставки в Растенберге. Шиндлер был настолько убежден, что уж этого-то голоса ему никогда больше не придется слышать, что в течение нескольких секунд не мог поверить своим ушам, несмотря на столь знакомые интонации. Оскар был убежден, что это очередной партийный оратор…

Но Гарде с первых же слов узнал, чей это голос.

– Мои немецкие товарищи! – начал Гитлер. – Я обращаюсь сегодня к вам, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что я здоров и не ранен. А еще вы должны узнать о преступлении, не имеющем себе равных в истории Германии!

Речь кончилась через четыре минуты упоминанием о заговорщиках:

– И пришло время предъявить им счет – как это привыкли делать мы, национал-социалисты!

В глубине души Адам Гарде так и не поддался фантазиям, которые весь вечер лелеял Оскар Шиндлер. Ибо Гитлер был не только человеком – он был олицетворением системы. Если бы даже он погиб – где гарантия, что система изменит свой характер?!

Кроме того, такая тварь, как Гитлер, не могла просто за один вечер исчезнуть без следа…

Но Шиндлер в течение этих нескольких часов отчаянно верил в его смерть. И когда выяснилось, что она была лишь иллюзией, молодому Гарде пришлось взять на себя обязанность утешать герра директора, ибо тот впал в неизбывную печаль.

– Все надежды оказались тщетными, – обронил он.

Налив по очередному стакану коньяка для них обоих, он оттолкнул бутылку и открыл портсигар.

– Бери бутылку, сигареты и отправляйся спать, – сказал он Адаму. – Придется подождать еще немного, прежде чем придет наша свобода.

Под воздействием коньяка и обрушившихся на них известий, которые так резко сменили свой характер в течение часа, Гарде не обратил внимания на то, насколько странными были слова Оскара о «нашей свободе» – словно они оба в равной степени нуждались в ней, оба были заключенными, которым оставалось лишь пассивно дожидаться, пока их освободят.

Но, вернувшись к себе на койку, Гарде не мог не подумать, до чего удивительно, что герр директор позволил себе говорить таким образом и что он так быстро перешел от эйфории к подавленности…

Ведь обычно он так прагматичен.

На Поморской и в лагерях вокруг Кракова стали распространяться слухи, что в конце лета заключенных ждет неминуемая смерть. Эти слухи волновали и Шиндлера.

Комендант Амон Гет получил неофициальное заверение, что лагерь будет расформирован.

На деле их встреча, якобы посвященная «вопросам безопасности», не имела отношения к спасению Плачува от партизан. Она касалась грядущего закрытия лагеря. Амон из Плачува позвонил Мадритчу, Шиндлеру и Бошу и пригласил на встречу, придав ей защитную окраску. Теперь ему было ясно, что надо ехать в Краков и налаживать контакты с Вильгельмом Коппе, новым главой полиции СС в генерал-губернаторстве.

На встрече Амон, изображая на лице поддельную озабоченность, сидел в дальнем торце стола и хрустел суставами пальцев, якобы переживая из-за грядущей судьбы Плачува. Он выложил Коппе ту же историю, которую рассказал Шиндлеру и остальным: что подпольная организация проникла в лагерь, что узники-сионисты установили связь с радикальными элементами Армии Людовой и еврейской боевой организации. И обергруппенфюрер должен понять, что такого рода связь трудно перехватить: послания с воли поступают в буханках хлеба. И при первых же признаках активного неповиновения он, Амон Гет, как комендант, должен иметь право применить соответствующие ответные действия. И вопрос, который Амон собирается задать, таков: если он откроет огонь первым и оформит в бумагах для Ораниенбурга свои действия задним числом, поддержит ли его уважаемый обергруппенфюрер?