Александр Тодорский: Год с винтовкой и плугом (25.10.1917—07.11.1918)

Тогда как в других местах гремели своими подвигами по части «успокоения», чуть ли не на всю Европу, энергичные исправники, бравые приставы и околоточные надзиратели, — в Весьегонске, отрезанном от мира и высшего начальства, они представляли из себя иногда добродушных семьянинов, перекумившихся со всеми «именитыми», проводили время за игрой по «маленькой» и выпивали «единые» в компании с «гильдейными» и «почетными» гражданами.

В других далеких местах грозный городовой взмахом палочки останавливал самое бойкое движение, — в Весьегонске же «как будто стоя спал» и был называем Иваном Петровичем, Максимом Павлычем.

Были случаи поджогов в 1905 году помещичьих гнезд, но это было делом рук какого-нибудь приезжего «фабричного» или своего деревенского, «потерявшего совесть и страх озорника», как выражались закабаленные темные поселяне.

Нет сомнения, что проявлению всякой революционности мешали имеющиеся здесь в изобилии молитвенные дома, где кадильным фимиамом и заповедями «не пожелай дому ближнего твоего, ни раба его, ни осла его, ни всякого скота его» забивали головы не видевшему света народу.

И казалось, иногда, что забыт этот край всем миром, предоставлен сам себе и до скончания века будут в нем лениво нежиться помещики, а поселяне хлебать пустые щи и, не разгибая спины, без ропота и стона работать на всех тунеядцев, «им же несть числа».

Под заунывный вой баб с крестным знамением и словами «на все воля господня» пошли «вызволять отечество» верноподданные Весьегонцы.

Душные казармы, офицерская плетка и фельдфебельские зуботычины в тылу, грозные окопы и такие же плетки и зуботычины на фронте многому научили Весьегонцев, и войну можно справедливо считать той купелью, побывав в которой, Весьегонцы приняли новую веру, поняв, что страдания их являются не по «воле господней», а по воле оставшихся на родных Весьегонских местах помещиков и купцов, которые под стоны умирающих земляков на фронте работали в тылу в военно-промышленных комитетах и, спекулируя, раздевали до нитки оставшихся солдаток.

И если поняла «суть» сложного дела одна сторона, то и другая не осталась слепой и увидела, что, пожалуй, стричь овечек так, спокойно более не придется.

Весьегонский помещик Реше, владелец имения «Пороги», 8 мая 1916 года писал из Цюриха в Весьегонск своему управляющему Дорант следующее: «Можно полагать, что возвращающиеся по окончании войны крестьяне будут много требовательней, а быть может, и того хуже... Оба стражника там (в Порогах) мало помогут...»

Так, постепенно свет истины стал прояснять одних и страх забирать других.

С этого времени уже начинает по тихой заводи Весьегонска шаловливо играть «рябь», и представляется возможным безошибочно определить, что «рябь» перейдет в волны и тихой заводи придется уступить место быстрому ручью, а может быть, и бурной реке.

Весть о переходе центральной власти в руки Временного «народного» правительства была получена в Весьегонске 2 марта 1917 года, и на ряде совещаний к 7 марта был сорганизован Распорядительный уездный комитет, к которому и перешла вся власть над Весьегонском.

Между прочим, для оправдания слов «их революция» надо сказать, что в комитет членами вошли: два полковника, один капитан, два помещика, два купца и один поп...

Такая «теплая компания», конечно, по-своему взялась за строительство новой жизни и в числе первых постановлений Весьегонского распорядительного уездного комитета было сказано:

«§ 2. Сообщить волостным комитетам, что солдаты возвратившиеся домой без получения отпуска, должны возвращаться в свои части».

«§ 8. Волостной комитет должен принять меры к возвращению солдат и к аресту преступников, не отбывших положенного наказания. При сомнении об отбытии наказания следует обращаться за справками о судимости в Уездный комитет».

Мы не будем распространяться и описывать всю ту «канитель», которую вели новые «управители», но с горечью отметим только одно, что жизнь подъяремных поселян не изменилась к лучшему и по-прежнему они покорно «скидали» шапку пред взявшими власть «панами», возвращались в свои части на фронт, один за другим умирали там, на кровавых полях Галиции, Белоруссии, Украины и Курляндии, а «паны» сладко нежились, работали в доходных комитетах по поставке в армию того, чего последней не попадало, и служили почти еженедельно при сонме всего поповства благодарственные и иные ко господу богу молебствия об укреплении державы Российской и покорении под нози ее всякого врага и супостата...