Мэтт Риз - Имя кровью. Тайна смерти Караваджо

Значит, Лена – не только служанка, но и treccola [8], расхваливающая на площади свой товар. Часто такие лавчонки держали для вида продажные женщины – отличный предлог, чтобы стоять на улице, когда приличные горожанки сидят по домам. Неужели настоящее ремесло Лены… Еще одна шлюха? А он-то думал, что нашел честную женщину.

– Чем вы занимаетесь, синьор? – спросила старуха. – Перчатки, что вы ей подарили, недешевые, это сразу видно. Да и одежда ваша когда-то была приличной, хоть сейчас и выглядит так, будто вас поколотили и обобрали.

Он усмехнулся ее прямоте.

– И били меня, и обирали не раз, синьора. Я художник.

Улыбка сползла с лица Анны. Художник не увезет ее дочь из квартала шлюх.

– У нее другой ухажер имеется.

Лена уронила хлеб в миску и негодующе сверкнула глазами на мать.

– Нотариус. При святой инквизиции работает. Ему сам папа римский поручения дает.

– Может, и познакомимся, – сказал Караваджо.

– Здесь, что ли? Он живет в квартале получше.

Караваджо протянул руку и взял мальчика за подбородок.

– Если он работает на Его Святейшество, я могу встретить его в Квиринале.

– У папы во дворце?

– Я каждый день туда хожу. Пишу портрет Его Святейшества.

Старуха смерила его проницательным взглядом, вобравшим в себя всю житейскую мудрость представительницы городской бедноты. Таким же взглядом смотрит у меня на портрете и папа, вспомнил он.

– Скоро у меня будут новые заказы. И тогда я хотел бы написать вашу дочь.

– Меня?

Старуха коснулась колена дочери.

– Когда волей Господа и Пресвятой Девы я уйду из этого мира на небо, жалованья служанки тебе на жизнь не хватит, Лена.

– Да я вовсе не отказываюсь, мама, – девушка сунула мальчику в рот еще кусок пропитанного вином хлеба. – Мне этот синьор нравится.

Караваджо отвесил шутливый поклон.

– И кого вы хотите с меня писать? – спросила она.

Он склонил голову сначала в одну сторону, затем в другую.

– Я думаю, Мадонну.

Лена закусила губу.

– С меня?

– Не смейся, девочка, – сказала мать. – Ты хороша собой – не хуже тех мадонн, что в церквях нарисованы.

– Ох, мама!

– А маэстро позаботится о том, чтобы ты больше не пачкалась, – она ласково пожала грязные пальцы дочери. – Чтобы была и впрямь похожа на Мадонну, а не на потаскушку.

– Церковники скажут, что Мадонна впервые в жизни явилась им на этой картине, – пообещал Караваджо. – Как будто она подошла и дотронулась до них.

Лена посадила мальчика на колени и скормила ему последний кусочек хлеба.

Анна проводила Караваджо к двери.

– Таких священников, которые дорого дали бы, чтобы их потрогала моя Лена, пруд пруди. Только, явись им Пресвятая Дева, они бы, поди, умерли от стыда за то, что вытворяют.

Под ее смех Караваджо вышел из дома и направился к Корсо.

Во времена Римской империи на стадионе императора Домициана устраивали состязания по бегу. Гонки на колесницах проводились на более обширном ипподроме, известном как Большой цирк. После пожара в Колизее кровавые гладиаторские бои также переместились на стадион. Впоследствии покрывавшие его мраморные плиты растащили на сооружение церквей и дворцов для пап и знати – семейств Памфилиев, Орсини и Колонна. Кирпичи и бетон нижних галерей, где древние римляне после зрелищ встречались с продажными женщинами, превратились в первые этажи зданий, окруживших площадь, – ныне одно из главных мест народных гуляний. Стадион возводили по греческому плану, и древние римляне дали ему латинское название на основе греческих слов, означавших «место соревнования», – inagone. Позднее в римском диалекте оно сократилось и исказилось, поэтому теперь площадь именовали Навона.

Здесь все еще проходили состязания – столь же жаркие, как гладиаторские схватки, и почти такие же ожесточенные. В отличие от французских площадок, где в мяч играли руками, на брусчатке Навоны по нему били ногами. Существовал краткий свод правил, и победы оспаривались так же яростно, как на древних играх: зрители делали ставки.

Когда Караваджо с Онорио ступили на пьяцца Навона, тяжелый мяч пролетел в воздухе над головами гикающих зрителей и упал у ног высокого человека в свободной белой рубашке.

– Это Рануччо? – вглядываясь в сумерки, произнес художник.

На верзилу бросился другой игрок. Тот ногой откатил мяч в сторону, и противнику вместо мяча достался удар кулаком по носу.

– Рануччо, без всяких сомнений, – засмеялся Онорио.