Николай Кондратьев: Старший брат царя. Книга 2

Молчание затянулось. Спиридон, наверное, подумал, что царь уснул, и начал его слегка обмахивать цветной ширинкой. Тишина нарушалась только потрескиванием свечей, да за стенами шатра далеким громом иезатихающей стрельбы.

Неожиданно Иван спросил громко, не открывая глаз:

— Вора рязанского в монастырь доставил?

Юрша вздрогнул от неожиданности: после дальней дороги теплая тишина на него навеяла дрему. Он давно обдумал, что сказать царю, а тут растерялся на мгновение.

— Доставил, государь... Но потом лихо стряслось.

— Какое?

— Оставил я князя игумену, отцу Панкратию. А сам в Кирилло-Белозерское подворье на отдых встал. Потом страшное известие пришло: князь Михаил на себя руки наложил! — Юрша посмотрел на царя. Иван не изменил позы, только открыл глаза. Юрша продолжал: — Вернулся я в Ферапонтьеву обитель, а князя уже похоронили. Пошел в его келью: крюк, на коем якобы повесился он, мне не достать, а князь ниже меня ростом был. Монахов поспрашивал, никто за ним ничего в тот вечер не заметил. Дядька его слезы льет, слова вымолвить не может. Выходит, великий грех в монастыре произошел — лихие люди блаженного жизни лишили!

— Подозреваешь кого?

— Подозреваю, государь. Сопровождал нас Мирон, полусотник стражи Разбойного приказа. Когда я уехал в Кириллов, он остался в Ферапонтове, а в ночь гибели князя уехал в Москву. Я нагнал его и грех на душу принял: пытал его. Мирон сознался, что погубили князя его люди по приказу боярина Ногтева. А Ногтев будто выполнял твою волю.

— Ловок ты, смотрю. С пристрастием пытал?

— Нет, припугнул лишь. Прости, государь.

— Бог простит. И ты его брехне поверил?

— Поверил, что его люди кончили князя. Но не верю, что по твоей воле.

— Полусотник жив остался?

— Жив. Испугом отделался.

— Как ты мыслишь, слуга мой верный, коли Мокруша не слегка, а как следует его попугает, Мирон повторит свою брехню? А?

— Юрша замялся с ответом. Иван довольно улыбнулся. — Вот то-то! Знаешь, что не повторит. Так почему ты ему поверил? Вот то-то. А игумен ферапонтовский что тебе сказал?

— Твердил одно: «Живот наш в руце Господне. Не один волос не упадет с головы без воли Его! И не в нашей воле понять промысел Господен».

— Правильно говорил святой отец. Тебе не мешало бы послушаться его. А ты, вишь, людей государевых пытать начал! Но содеянного не воротишь. — Иван высвободил ноги из-под шубы и сел на лавке. — Спирька, сказывали, тут гонец от Ногтева ждет, давай его сюда. А ты, Юрша, послушай.

Скоро перед Иваном согнулся в низком поклоне худощавый юноша. Царь нетерпеливо потребовал:

— Давай письмо.

— Письма нет, государь. Боярин сказал: потом будет. А меня со своим словом послал.

— Говори слово боярина.

— Великий государь наш Иоанн Васильевич! Спешу сказать тебе: тать татей Мишка Рязанский в Ферапонтов монастырь доставлен. Два дня не пробыл там, заскучал, загорался. А ночью в келье наложил на себя руки, повесился. Собаке — собачья смерть. Однако же сотник твой Монастырский поднял в обители переполох. Называл татя князем. Кричал, что его извели вороги. Потом сам аки тать напал на моего полусотника Мирошку Бляхина, пытал его, требовал сознаться, будто мои люди прикончили вора того. Этот самый сотник Монастырский побоялся ехать через Москву. Пошел кружным путем и утек от моих стражников. Спешно шлю к тебе гонца, бью челом, прошу примерло наказать самовольщика, поднявшего руку на моего человека. Желаю тебе много лет здравствовать на страх врагам. Твой верный раб, боярин Егорка Ногтев. — Гонец замолк.

Иван развеселился, с полуулыбкой кивнул Юрше:

— Слыхал, сотник?!

— Навет, государь! В истинности своих слов поклясться готов.

— Не спеши клясться. Лучше скажи: кому я должен больше верить: боярину, доверенному своему, или сотнику безродному? А? Молчишь?!

- Государь! Я ли не служил тебе верой и правдой?! Живота своего не жалел. Как же теперь быть, ежели не хочешь мне верить? Раз не веришь, не могу служить тебе! Прикажи казнить, другого исхода не вижу.

Эти слова, неожиданно вырвавшиеся у Юрши, видать, нашли отклик в душе царя. Иван встал, прошелся по шатру и остановился перед гонцом из Разбойного приказа:

— Иди отдыхай. Спирька, скажи там, чтоб накормили и спать уложили.Повернувшись к Юрше, устремил на него свой испепеляющий взгляд:

— Я сам решаю, кого казнить, кого миловать! Знаю, ты верный слуга, но перестарался. На этот раз прощаю. — Иван отошел, сел на скамью. - Ответь мне, Юрша: Мишка — тать?