Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь - трилогия

Иван скакал, стараясь не отстать от Семена. Таким мальчишкою почуял себя на миг! И все думал о том, пора ли выхватить саблю из ножен? Стрелы шли уже низко, прямо над головою, и то там, то здесь начали падать кони и всадники. Раненые сползали набок, цепляя слабнущими пальцами за гриву коня, иногда стремглав, через голову скакуна, слетали с седел на землю, прямо под копыта скачущим.

Впереди — уже запоказывалось в разрывах шеломов и тел — была воющая и крутящаяся каша, и в эту людскую кашу ныряли, один по одному, передовые всадники.

Жаркая волна конского и человеческого пота — ветер дул от реки — ударила в ноздри, да так, что Иван задохнулся на миг и, уже понимая, что время, вырвал отцовскую саблю из ножен, лихорадочно соображая, как надо рубить, чтобы не отхватить ухо собственному коню. Крик замер, точно что-то оборвалось. Они врубились.

Нет, татары не побежали и теперь! В круговерти конских морд и человечьих распяленных ртов выделилось перед Иваном одно юное, такое же, как у него, лицо в узкой полоске усов и негустой бороды, тоже разверстое в крике, и вражья сабля сверкнула, которую он едва успел отбить, и ударил снова, и снова, и уже с отчаянием, обливаясь потом, бил и бил, а лезвие с тяжким стоном отскакивало каждый раз, как от стены, проваливая в какой-то немыслимый перепад металла, и уже первый тупой удар оглушил его, пройдя по шелому скользом, и Иван сжал зубы, намерясь кинуть коня вперед, но тут одолевавший его черноусый парень шатнулся, побелел, безвольно раскрылись уста, и начал валиться на спину. А голос Семена у него над ухом прокричал: "Добей!" И Иван ринул саблю с маху, прямым ударом сверху вниз, и уже не узрел, куда попал, потому что пред ним явился грузный, в чешуйчатом монгольском панцире, татарин, едва не убивший Ивана с первого же удара взмахом толстой, с человечью ногу, облитой железом руки, сжимающей усаженную шипами стальную палицу. Удар был бы ужасен. Иван успел отскочить, вздынув коня, и только услышал через миг хруст чьих-то костей под тяжкою палицей татарина. Невольно, не думая даже того, что противник не по нем, Иван наддал острыми краями стремян и пролетел мимо, опять скрестив с кем-то сверкающее, обрызганное кровью железо.

Рати стеснились. Татарам уже было не размахнуть арканом, не зайти сбоку и в тыл. Кони, пятясь, сшибались крупами, рука, вздынувшая копье, задевала своего. Но русичи пробивались все дальше и дальше, и вот в какой-то незримый миг — еще сеча шла с тою же яростной силой, — поворотился бой, татары начали отступать.

Князь Дмитрий скакал вперед, почти уже не слушая рынд, что пытались схватить за повод его коня. Уже начинались трупы, уже конь, храпя, перескакивал через поверженных. Редкий, прорвавшийся сквозь гущу русских рядов татарин скакал навстречу. Дмитрий рыкнул и, наддав, сблизился с ним. Не вынимая меча, воеводским шестопером своим, вложивши в удар всю силу руки, свалил татарина и еще наддал, уже в упоении боя, но тут подомчавшие рынды решительно схватили его коня под уздцы.

— Постой, княже! Тебе… боем руководить! — с отдышкою объяснял подскакавший городовой боярин, и Тимофей Василии Вельяминов скоро оказался рядом:

— Нельзя, княже! Уймись!

Злые слезы показались на глазах Дмитрия, когда он понял, что рубиться в сече они ему не дадут. Он до крови закусил губы, продолжая упрямо смотреть туда, вперед, где тьмочисленная конская толпа русичей все больше теснила и теснила стиснутое со сторон татарское войско.

— Одолеваем, княже, — произнес Тимофей у него над ухом. — Уходят!

И верно! Медленно поначалу, а потом все быстрей и быстрей татарская рать покатилась назад.

Когда всадники заворачивают коней, их рубят в спину. Отступление превращается в бегство, бой в избиение. Кони сваливались в реку, тонули, топили друг друга, ордынцы удирали, бросая копья. И Дмитрий наконец глубоко, освобождение вздохнул. Бегут! Лучшие полки татарские! Сам воевода Бегич! Бегут! И он — победитель!

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Низилось солнце. Длинные тени протянулись по ярко-зеленой на закате, истоптанной и изломанной траве. Последние уцелевшие татары уходили в речной туман. Воины, слезая с коней, обдирали с убитых доспехи и лопоть. Вели пленных, считали убитых в сече татарских князей: Хазибия, Ковергу, Карабулука, Кострока, Бегичку…

На конской попоне поднесли и положили у ног Дмитрия тело Монас-тырева, доблестно погибшего в сече, остановив и смешав передовую татарскую рать.

Воеводы скликали воинов. Горячий диск солнца уже коснулся зубчатой кромки леса и теперь изгибал, холодея, проваливая за холмы. Надвигалась ночь. Над рекою повис туман. Преследование татар решили отложить до утра.