Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь - трилогия

— Ежели есть он у тебя, тот дом! — тяжело примолвил один из ватажников.

— Ежели есть… — эхом отозвался Васька.

Ватажник, до того угрюмо молчавший, качнул головой.

— Отпустим, дружья-товаршци? Все христьянская душа! И хлебом-солью нашими, гляди, не побрезговал!

Легкий необидный гогот прошел по разбойной ватаге.

— Грозился ищо показать, как из лука бьет! — подхватил молодой тать. — А ну, покажь!

Васька, уже сидя в седле, неторопливо достал лук, наложил стрелу, обозрел небо и лес. Над вершинами тянула стайка крякв, поднявшихся с ближайшего болота. Он плавно повел луком, прищурил глаз, натягивая тетиву. Крупный селезень словно споткнулся на лету, перекувыркнулся через голову и рухнул вниз, теряя перья.

— Знатно! — проговорил молодой, подымая птицу, насквозь пробитую стрелой.

Васька сунул стрелу, обтерев от крови, в колчан, крепче уселся в седле.

— Скачи! — подсказал атаман. — Скачи, а то передумаем!

Вторично Васька едва не погиб уже в самом Курске, где рискнул напроситься к какой-то убогой вдовице на ночлег. Женщина пустила. Но тотчас начала жаловаться, что у нее нет корму ни для коней, "ни для тебя, добрый молодец".

Васька, не разговаривая много, достал из калиты серебряный диргем. Обрадованная жонка убежала рысью, но воротилась уже не одна, а с целою толпою, впереди которой, робея и ярясь, подвигался к нему дюжий мужик с подсученными рукавами и большим мясницким ножом за поясом.

— Татарин, татарин! — слышалось в толпе жонок и мужиков.

Ваську на сей раз спасла злость.

— Вы што! Очумели тут навовсе? Али по речи да по обличью свово русича не признать?!

И много еще чего наговорил Васька, пока не почуял вдруг, произнося непотребные слова, что настроение мужиков переломилось. По ругани поверили, что свой. Пошли обычные: что да как? Зазвали в соседний дом, усадили за стол, перевели туда же коней и накормили овсом. Те же люди, которые только что едва не порешили его, сейчас предлагали Ваське наперебой и ночлег, и баню, сетовали, толковали, что, мол, одет не по-нашему, потому и смутились умом…

Выпаренный в бане, отоспавшийся, Васька из утра двинул на базар. Мелкостеганый щегольской халат свой, не без сожаления, обменял на крестьянский зипун сероваленого сукна грубой домашней выделки, а татарский малахай — на круглую русскую шапку. С одежей что-то отпало от души, что-то сдвинулось, и уже чужими и чуждыми показались татарские шайки, что, по словам жителей, разбойничали на дороге под Курском.

Не рискуя далее ехать один, Васька, по совету жителей, пристроился к каравану сурожских торговых гостей, что возвращались из Крыма, и тут-то едва не потерял и свободу, и голову.

Сурожане поглядывали на попутчика с недоверием, посмеивались, расспрашивали въедливо и хитро. Не чаявший беды Васька рассказывал про себя все как на духу, не ведая, что тем самым укрепляет в торговцах их подспудную недобрую мысль. На третью или четвертую ночь — спал в стороне, а тут что-то как толкнуло — тихо подтянулся к костру. И почто тихо? От единой привычки степной да дорожной! Подтянулся, хотел привстать, да и замер. У костра говорили о нем:

— У беглый! То и смекай! Правит на Русь, а с какой такой целью? Нам неведомо! Сотником был, бает, дак и не из плена бежит, тово! Може, он какой соглядатай ханский!

— В Кафе за ево немалые деньги дадут! — подхватил второй. — Только бы не ушел дорогою!

Тут вмешался еще один, доселе молчавший:

— Сковать ево надобно! На чепь посадим, братцы, тогда уж от нас не удерет!

"Кони! — лихорадочно думал Васька. — Что делать? Кони, всем стадом, были в ночном, а седло и сбруя лежали в шатре, там же и сабля с саадаком. До утра бежать было нельзя. Но и возвращаться в шатер не стоило. Стараясь не шуметь, он отполз в кусты, нашел канаву, полную палым сухим листом, зарылся в лист, в хворост — лишь бы огоревать ночь! Лежал, не спал, поминутно представляя себе, что его уже ищут. Как только начали вставать и торочить коней, Васька ужом выполз из своего схрона, развалисто шагая, подошел к палатке.

— Чего не видали? — бросил небрежно уставившимся на него мужикам, пояснил: — Раков ловил всю ночь! Да под утро задремал в обережьи, они и расползлись! — Сплюнул, дивясь собственному вранью, неторопливо поднял седло и сбрую, пошел седлать и торочить коней.

— Постой, молодец! — строго окликнул его один из давешних купцов, что у ночного костра оценивали Васькину голову.

— Недосуг! — возразил Васька, не оборачиваясь. — Постой, коня обротаю и возвернусь!