Тохтамыша он зрел один раз. Смуглолицый молодой повелитель Орды промчался в шелковом зеленом халате сверх чешуйчатой хорезмийской брони, в мисюрке арабской работы и оглянул их, рядовых воинов, хищно раздувая ноздри. Видно, еще не упился властью, не обык, не было ленивого превосходства и надменной скуки в очах, что вернее всего, даже и в одежде простой, отличает повелителя от простого людина.
Тохтамыш вел полки прямо на главный Мамаев юрт, широко развернув по степи крылья своего войска и захватывая без разбору все встречающиеся стада и кибитки. Ночами варили и жарили мясо, из утра двигались без передыху весь день, только пересаживаясь с коня на конь.
Отступит Мамай или даст бой? — гадал Васька, не догадывая о том, что готовилось в тиши тайных, с глазу на глаз, переговоров, о чем шептали беки и для чего скакали ночью, в опор, ханские гонцы. Прояснело лишь на заре того дня, когда вдали запоказывались ряды Мамаевых полков.
Протрубили сигнал к бою, однако никто не вынимал оружия, и полк продолжал идти мелкою рысью, "на грунах", удерживая коней.
— Эй, Рахим, чего они? — окликнул он по-татарски своего кунака, с которым подружились еще за Волгой. Тот глянул с прищуром, поцокал, рукою показал Ваське: саблю, мол, убери в ножны! Они уже ехали шагом, и Васька, у которого перед ожидаемой сшибкою стало сухо во рту, не понимал ничего.
Ряды сблизились. И тут Мамаевы татары стали вдруг — все подряд — спрыгивать с коней. Некоторые опускались и на колени, клали перед собою на землю оружие.
— Не будут драться! — сказал Рахим. — Законный хан — Тохтамыш!
Всего ждал Васька, только не этого! Не было боя. Без боя не стало Мамаевого иля. Орда объединилась вновь.
Мамаю позволили уйти, его с нукерами не удерживал никто. Ордынские беки не захотели стать предателями. Мамай, бледный от страха и гнева, ускакал от войска с немногою свитой верных ему и связанных родством и побратимством людей. Забравши в Юрте казну, золото и товары, устремил далее, в спасительную Кафу, где надеялся пересидеть или податься на Запад, выжидая, когда наконец (он еще надеялся на возвращение) тут перессорят друг с другом и беки вновь созовут его на ордынский престол.
Он не видел, да и видеть не мог невеликого фряжского посольства, которое сблизилось с передовою Тохтамышевой заставою и, переговорив о чем-то, двинулось дальше, прямо к шатрам нового повелителя Орды, теперь уже не Золотой, а Большой. Иначе, узрев, долго бы подумал Мамай, прежде чем скакать в Кафу!
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Осенний Крым. Теплый и терпкий, настоянный на пахучих травах воздух. Дыхание моря… Скалистые кручи и дорогая каменная корона крепостных стен, ползущая вверх по горе, — Кафа!
Остановили в садах за городом. Греки давили виноград. Мамаю, зная, что ордынские мусульмане пьют, поднесли молодого вина. Мамай был весел и весело ждал к себе старого своего знакомца, консула Джанноне дель Веско.
На время сбора винограда в Кафе запрещался даже суд и все прочие, связанные с долгими заседаниями дела: просидевши день в канцелярии, можно было потерять половину урожая!
В эти дни невозможно было собрать ни совет старейшин, ни даже синдиков, перед которыми обязан отчитываться консул, ни управляющих финансами… Даже военные чины, даже надзиратели, музыканты и личная охрана консула были заняты на виноградниках и давильнях. А тут уже дошли вести о полном разгроме Мамая. А тут — опустошенная казна. И — как быть с требованиями: "чтобы консул не делал расходов, превышающих его доходы", "чтобы не отдавал на откуп соляных рудников и варниц", "чтобы шкиперы приходящих судов не принимали на борт беглых рабов", "чтобы чиновники, берущие взятки…". Тьфу! Да каждый приезжий и каждый избранный чиновник — не важно, в совет старейшин, в комитеты, в торговую палату или суд, не исключая и самих синдиков! — только и мыслит, как бы нажиться на прибыльной торговле с Ордой, на тайной продаже рабов или икры, наживаются даже на найме солдат для охраны Кафы, Чембало и Солдайи! Уследи тут! И что теперь? Когда даром истрачена казна, когда погибли тысячи, когда еще неясен итог переговоров с этим новым ханом Тохтамышем, который пожелает ли вернуть Генуе захваченные Мамаем двенадцать селений? А без того ему, Джанноне дель Веско, консулу Кафы, явно не сносить головы, когда его отзовут, и республика Святого Георгия потребует отчета обо всем, что содеяно тут, и об истраченных суммах, и о погубленных человеческих жизнях!
Читать дальше