Дмитрий Балашов - Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь - трилогия

…Переговоры с Ягайлой были на этот раз особенно тяжелы. Войдыло явился-таки на очи Кейстуту, и Витовт, глянув в лицо родителю, увидя эти вздувшиеся на лбу жилы, что предвещало неистовую вспышку гнева, его мерцающие глаза, поспешил скорее вывести княжеского зятя вон из покоя. И этого Войдыло тоже не простил Кейстуту никогда.

Ягайло (вести были жестокие. Русская рать взяла Трубчевск и Стародуб, причем Дмитрий Ольгердович Стародубский не стал на брань противу русичей, а сдал город без боя и сам перекинулся к Дмитрию, уйдя на Москву), Ягайло должен был лебезить, изображать растерянность, тушеваться и унижаться перед дядею. Переговоры почти уже заходили в тупик, когда кто-то из бояр вспомнил о другой грамоте, из Орды, от Мамая, о которой второпях почти и позабыли все. Властный темник предлагал когда-то союз покойному Ольгерду, а теперь прислал грамоту, призывая великого князя литовского, то есть Ягайлу, объединиться с ним ради совокупного похода на Москву.

Лучшего повода для брани и придумать было нельзя! Не одним! Как еще может повернуть военное счастье? Не в одиночку, а в союзе с Ордой! И пока Мамай станет громить московские волости, забрать вновь потерянные северские города, а повезет, так и всю Северскую землю! О чем, отай, к Мамаю скорого гонца! А пока по городам, такожде отай, собирать рати! И осенью, после жнитва, как и предлагает владыка Орды… И во главе… Во главе рати сам Ягайло! Об этом уже заранее шепотом Войдыло подсказывает своему воспитаннику: с такою армией, да не распуская ее, воротить домовь…

Кейстут угрюмо выслушал. Подумал. Не хуже племянника понимая, что к чему, резко отверг предложение снять полки с границ Жемайтии: "Потеряем и Жмудь и Вильну!" — сказал.

Договорились, что Ягайло идет с одними русскими силами. "И к лучшему! — опять подсказал Войдыло. — Одного тебя, господине, слушаться будут!"

А пришлось-таки на пир Войдылу не звать. И Машу, скупо поздравив и глубоко глянув в ее опечаленные глаза, Кейстут скоро сослал с глаз долой.

И приходило терпеть. И принимать, и чествовать, и хохотать, и дурачиться на пиру, изображая барственного ленивца, личину которого, ставшую привычной пред всеми, кроме Войдылы, носил Ягайло, откуда и успехи его, непонятные пред всеми прочими, у коих и талантов, и ума, и храбрости было поболее, и успехи его доселе никто толком объяснить не сумел, ссылаясь лишь на необычайное везенье… Было и кроме везенья такое, чего не видел никто. Даже и не догадывал толком. Даже и Витовт не видел, а Кейстут — тем более. Видел и знал один только Войдыло.

…И уже после всех речей и утех, после музыки заезжих менестрелей, после знатного пира с боярами и дружиною, уже откланяв, уже проводив, и поднявшись на башню, и с высоты глядючи на замковый двор, где сейчас, вздевшие парадные золоченые доспехи, отъезжали Кейстут с Витовтом, — так ясно представилось вдруг Ягайле, чтобы верные слуги с арбалетами, отсюда, с высоты… И звонкая дробь железных стрел по камню! И потом на плитах двора — трупы! И он спускается вниз по ступеням, неспешно спускается, раздувая ноздри, предвкушая увидеть остекленевшие мертвые глаза бессильно раскинутых тел… Ни по чему, ни для чего, ни по какой причине, а так ясно, до ужаса, до двоенья в глазах представилось вдруг! Тут вот и понял, до чего ненавидит Кейстута!

А Войдыло, ставший уже как воздух необходим, подсказал сзади, с усмешечкой:

— Вот воротишь, батюшко, с ратью, привыкнут к тебе в походе-то, иной будет и разговор! Токмо не суйся наперед, воинов не истеряй! Татары и без тебя справятся!

Оглянул на Войдылу Ягайло. Тот выдержал взгляд, усмехнув кривовато и подло. Сам, повернись по-иному, и Ягайлу бы предал, но нужен, надобен был ему нынче этот Ольгердов сын!

ГЛАВА ПЯТАЯ

Пропустим пока Куликово поле, ибо нам нужно понять, что же произошло, а без последующих событий понять будет трудно. Тем паче что и в русских летописях события эти излагаются раньше, чем повесть о сражении на Дону. Скажем только, что "отступивший так быстро, словно за ним гнались", Ягайло сразу по возвращении попытался, видимо, опираясь на приведенные с собою рати, выгнать Андрея Горбатого из Полоцка. В Полоцк был послан Скиргайло с сильною дружиной. Сил хватало, силы пока были у него в кулаке.

Но высокий сутулый литвин Андрей Ольгердович был для своих смердов на диво хорошим хозяином, рачительным, строгим и добрым, и полочане стали за него стеной. После постыдной для Ягайловых кметей сшибки обезоруженного Скиргайлу привязали на спину старой клячи и с бранью выпроводили вон из города. Пришлось снова юлить, заискивать, сваливать вину на бояр, на брата… И Ягайле опять поверили! Самого Ягайлу озадачил бесхитростностью своею Кейстут!