Александр Дюма - Двадцать лет спустя. Часть 2

В конце коридора он остановился.

— Я могу на вас рассчитывать, не правда ли, господа?

— Мы не меняем хозяев, — сказал д’Артаньян. — Мы у вас на службе: приказывайте, мы повинуемся.

— Подождите меня здесь, — сказал Мазарини и, обойдя кругом, вошел в гостиную через другую дверь.

Кабинет, куда вошли д’Артаньян и Портос, отделялся от гостиной королевы только портьерой, через которую можно было слышать то, что рядом говорилось, а щелка между двумя половинками портьеры, как ни была она узка, позволяла видеть все, что там происходило.

Королева стояла в гостиной, бледная от гнева; однако она так хорошо владела собой, что можно было подумать, будто она не испытывает никакого волнения. Позади нее стояли Коменж, Вилькье и Гито, а дальше — придворные, мужчины и дамы.

Королева слушала канцлера Сегье, того самого, который двадцать лет тому назад столь жестоко ее преследовал. Он рассказывал, как его карету разбили и как он сам, спасаясь от преследователей, бросился в дом господина О., в который тотчас же ворвались бунтовщики и принялись там все громить и грабить. К счастью, ему удалось пробраться в маленькую каморку, дверь которой была скрыта под обоями, и какая-то старая женщина заперла его там вместе с его братом, епископом Мо. Опасность была велика, из каморки он слышал угрозы приближающихся бунтовщиков, и, думая, что пробил его последний час, он стал исповедоваться перед братом, готовясь к смерти, на случай, если их убежище откроют. Но, к счастью, этого не случилось: толпа, думая, что он выбежал через другую дверь на улицу, покинула дом, и ему удалось свободно выйти. Тогда он переоделся в платье маркиза О. и вышел из дома, перешагнув через трупы полицейского офицера и двух гвардейцев, защищавших входную дверь.

В середине рассказа вошел Мазарини и, неслышно подойдя к королеве, стал слушать вместе с другими.

— Ну, — сказала королева, когда, канцлер кончил свой рассказ, — что вы думаете об этом?

— Я думаю, ваше величество, что дело очень серьезно.

— Какой вы мне дали бы совет?

— Я дал бы вам совет, ваше величество, только не осмеливаюсь.

— Осмельтесь, — возразила королева с горькой усмешкой. — Когда-то, при других обстоятельствах, вы были гораздо смелее.

Канцлер покраснел и пробормотал что-то.

— Оставим прошлое и вернемся к настоящему, — добавила королева. — Какой совет вы хотели мне дать?

— Мой совет, — отвечал канцлер нерешительно, — выпустить Бруселя.

Королева побледнела еще больше, и лицо ее исказилось.

— Выпустить Бруселя? — воскликнула она. — Никогда!

В эту минуту в соседней зале раздались шаги, и на пороге гостиной, без доклада, появился маршал де Ла Мельере.

— А, маршал! — радостно воскликнула Анна Австрийская. — Надеюсь, вы образумили этот сброд?

— Ваше величество, — отвечал маршал, — я потерял троих людей у Нового моста, четверых у Рынка, шестерых на углу улицы Сухого Дерева и двоих у дверей вашего дворца, итого пятнадцать. Кроме того, я привел с собой десять — двенадцать человек ранеными. Моя шляпа осталась бог весть где, сорванная пулей; по всей вероятности, я остался бы там же, где моя шляпа, если бы господин коадъютор не подоспел ко мне на выручку.

— Да, — промолвила королева, — я бы очень удивилась, если бы эта кривоногая такса не оказалась во всем этом замешана.

— Ваше величество, — возразил де Ла Мельере с улыбкой, — не говорите при мне о нем плохо; я слишком хорошо помню услугу, которую он мне оказал.

— Отлично, — сказала королева, — будьте ему благодарны, сколько вам угодно, но меня это ни к чему не обязывает. Вы целы и невредимы, а это все, что мне надо, вы вернулись, и теперь вы тем более желанный гость.

— Это так, ваше величество, но я вернулся под тем условием, что передам вам требования народа.

— Требования! — сказала Анна Австрийская, нахмурив брови. — О господин маршал, вы, вероятно, находились в очень большой опасности, если взяли на себя такое странное поручение!

Эти слова были сказаны с иронией, которая не ускользнула от маршала.

— Простите, ваше величество, — отвечал он, — я не адвокат, а человек военный, и потому, быть может, выбираю не те выражения; я должен был сказать, «желание» народа, а не «требования». Что же касается замечания, которым вы удостоили меня, то, по-видимому, вы желали сказать, что я испугался.

Королева улыбнулась.

— Да, признаюсь, ваше величество, я боялся, и это случилось со мной лишь третий раз в жизни, а между тем я участвовал в двенадцати больших боях и не помню уж в скольких схватках и стычках. Да, я испытал страх, и мне не так страшно даже в присутствии вашего величества, невзирая на вашу грозную улыбку, как перед всеми этими чертями, которые проводили меня до самых дверей и которые бог весть откуда взялись.