Эрик Ларсон - Мертвый след. Последний вояж «Лузитании»

Как ни странно, пару часов спустя эта тема снова всплыла во время визита полковника Хауса в Букингемский дворец, к королю Георгу V.

В какой-то момент король повернулся к Хаусу и спросил: “Что, если они потопят «Лузитанию» с американскими пассажирами на борту?” 21

Ранним утром того дня Черчилль, завершив переговоры со своими французскими и итальянскими коллегами, выехал из Парижа в Сен-Омер, где располагался генеральный штаб британских сил во Франции и где сэр Джон Френч разрабатывал план кампании против германских войск в Обере, невзирая на сильную нехватку артиллерийских снарядов 22 .

Черчилль, желая увидеть бои своими глазами, надеялся подобраться как можно ближе к фронту, при этом, как он выразился, “не подвергая себя неоправданному риску” 23 . Кроме артиллерийской стрельбы и дыма, увидеть ему удалось немногое. “Невозможно, не будучи участником боевых событий, оценить истинное положение дел, – писал он. – Чтобы понять его, необходимо его ощутить, а ощутив, вполне возможно, не ощутишь уже больше ничего. Стоя в стороне, ничего нельзя увидеть, а бросившись в бой, ты целиком погружаешься в самого себя” 24 .

Наиболее острое ощущение от войны он получил в “лазарете первой помощи”, в мервильском конвенте, стоявшем милях в 40 к востоку от генштаба, где людей, “страдавших от всевозможных ужасных ранений, обожженных, разорванных, проткнутых, задыхающихся, умирающих, сортировали в соответствии с их мучениями” 25 . К двери подъезжала одна санитарная повозка за другой. Мертвых выносили через заднюю дверь и хоронили. Проходя мимо операционной, Черчилль увидел врачей за работой: они делали солдату трепанацию черепа, то есть проделывали в нем дыру. “Кругом были кровь и окровавленные тряпки”, – писал Черчилль.

В Белом доме Вильсон начал день, суливший свежую весеннюю погоду, с нового письма к Эдит. Накануне вечером она приходила на обед, и теперь возможность жениться на ней в один прекрасный день представлялась ему более осуществимой.

“В этом ясном утреннем воздухе, – писал он, – кажется, будто мир меньше нам противостоит, не столь сильно разделяет нас” 26 .

U-20 плыла через окружавшую ее утреннюю голубизну 27 . Туман рассеялся, небо было безоблачным, море – спокойным. Швигер направил бинокль – цейсовский “божий глаз” – на пятнышко на горизонте и, пораженный, увидел “лес мачт и труб”, как он впоследствии рассказывал Максу Валентинеру. “Поначалу я решил, что это, должно быть, несколько кораблей, – говорил он. – Потом увидел, что идет огромный пароход. Он шел в нашу сторону. Я тут же погрузился в надежде, что удастся по нему пальнуть” 28 .

В 13.20 Швигер записал в бортовом журнале: “Впереди и справа по курсу – четыре трубы и две мачты парохода, идущего в нашу сторону под углом (идет с зюйд-зюйд-веста, курс на Гэлли-Хед). Должно быть, большой пассажирский пароход” 29 .

Погрузившись на перископную глубину, Швигер скомандовал идти на максимальной скорости – 9 узлов – и взял курс, “сходящийся с курсом парохода”. Впрочем, до корабля было еще далеко. Когда до лайнера оставалось две мили, он отклонился от курса и взял другой, так что разрыв стал еще больше. Швигер, чьи планы снова сорвались, записал: “Теперь, даже если лететь на полном ходу, не осталось никакой надежды подобраться поближе и напасть”.

Тем не менее Швигер пошел следом, как до того – за крейсером “Джуно”, на случай, если лайнер вдруг еще раз сменит курс и снова возьмет такой, при котором они сойдутся.

Он подозвал к перископу штурмана Ланца, чтобы тот взглянул. Зачем это ему понадобилось, непонятно. Это был один из самых заметных в международных водах корабль, удача, какой поискать. Швигер был близок к отчаянию, а один этот корабль позволил бы ему набрать лучший месячный тоннаж за всю войну.

День по-прежнему стоял поразительно ясный и тихий, поэтому Швигер не мог долго держать перископ над водой, ведь его могли заметить вахтенные корабля-мишени или, того хуже, патрульного миноносца. В столь ясную погоду и при столь спокойном море шансов удрать было мало. Ему уже приходилось дважды отказываться от нападения – помешал след, который перископ оставлял на ровной морской поверхности. Одна потенциальная мишень, пароход Королевской почты, повернула в его сторону, явно намереваясь протаранить субмарину, так что пришлось быстро погрузиться и уходить на полном ходу.