Борис Минаев - Мягкая ткань. Книга 2. Сукно

Но как было это забыть?

Как стыдно, как стыдно, шептала она, мучительно покраснев, но на самом деле ей не было стыдно, ее перестала мучить боль и душить страх, она поняла, что существует отдельно от этой смуты и этого кровавого праздника, она смотрит на него ясными и веселыми глазами, пытаясь понять, что же будет дальше, ее глаза обрели зоркость и чистоту – она увидела, как навстречу толпе идут солдаты. Это были сибирские дивизии, наконец-то переброшенные в Москву – в светлых полушубках, ушанках, румяные от быстрого шага, некоторые с лыжами за плечами, с новенькими автоматами на груди. Они не обращали внимания на беженцев, те кричали им вслед: «Где же вы были раньше, почему так поздно?» – но сибиряки не отвечали.

Она вдруг увидела отдельных офицеров в этой толпе, их было очень мало, но они были – стреляли в воздух, орали, пересаживая на телеги и в грузовики женщин с маленькими детьми, скидывая оттуда здоровых мужиков, с руганью и мордобоем.

Она увидела заплаканные лица женщин.

Она увидела небо над Москвой – пропитанное дымом, горем, но светлое, наполненное кучевыми облаками и осенним волшебством небо.

Она увидела себя здесь и поняла, что не может уехать без денег, без вещей, и что ей надо домой, но сначала ей надо , ей обязательно надо что-то сделать. В этот день до самого позднего вечера, до комендантского часа она бродила по городу, находила мародеров, грабивших магазины, орала на них и отгоняла от витрин. Те сначала пугались, потом смеялись, некоторые хотели ее избить, она вступала в драку и порой побеждала, потом она прибилась к каким-то дружинникам, тушила пожар, помогала потерявшимися детям дойти до милиции, сидела в милиции, пила чай и слушала рассказы, страшные рассказы об этом дне.

Она вернулась домой в восемь, рухнула в одежде на кровать и в ту же секунду заснула.

Проснувшись, она обнаружила, что квартира пуста. Тети Тани и дяди Леши в ней не было. Причем не было их довольно давно – судя по аккуратной тишине и поверхностям, покрывшимся спокойной пылью: день, два или даже три, она не знала, потому что не осознавала и сама, какой сегодня день и сколько продолжались ее скитания по оставленному начальством городу. Она посмотрела на календарь – на нем по-прежнему было 16 октября. Нет, этого не может быть.

На столе лежала записка. «Девочка, не волнуйся, мы скоро вернемся. Таня», – очень малосодержательно, и какой-то прокисший суп в тарелке. Тогда она распахнула окно (в комнату ворвался очень холодный, очень свежий воздух) и крикнула сверху какой-то озабоченной шляпе: скажите, пожалуйста, какой сегодня день? Шляпа даже не поднял голову, но тут же подбежал какой-то мальчишка и крикнул: девятнадцатое октября, а как тебя зовут? Нина улыбнулась, закрыла окно и стала думать.

Денег у нее не было, еды тоже, завод закрылся, зарплату не выдали, где-то рядом немцы, и, наверное, единственное место, куда она могла пойти, это райком комсомола или военкомат. Но в том-то и дело, что она так и не вступила в комсомол! Не успела!

В военкомате пошлют куда подальше. И даже если это будет хороший, правильный путь – хватит ли у нее сил его пройти?

Можно было попробовать найти тетю Таню и дядю Лешу, их дом в селе Семеновское, туда, кажется, даже ходит трамвай, но ей не хотелось. Вот не хотелось, и все. Да и застанет ли она их дома? Может быть, и они тоже… эвакуировались? А может быть, все… эвакуировались. Она вновь выглянула в окно. Да нет, вроде бы не все.

Не отдадут ли город?

Минуту она думала над этим. Вспомнила сибиряков в светлых полушубках, который шагали вдоль Шоссе Энтузиастов в обратную сторону. Это было какое-то маленькое, совсем случайное подразделение – ну сто, ну двести человек, остальных, наверное, перебрасывали на поездах сразу к фронту. Но все-таки они шли в обратную сторону! Это было настолько важно, что она заметалась по комнатам в поисках теплых вещей, чтобы снова бежать на улицу. Остановилась. Нет, все-таки что-то было не так.

Больше всего ее пугало, что она действительно не помнила, что делала в прошедшие два дня. В те, что последовали за первым, самым страшным – 16 октября. Они куда-то полностью провалились, улетучились из памяти, как будто она была в бреду. Но ведь она не была в бреду! Она просто ходила по Москве, кого-то искала, чего-то ждала, что-то пыталась понять. И если 16-го и 17-го она приходила домой и засыпала прямо в одежде, то сегодня – это можно было проверить прямо на себе, руками – она была в ночной рубашке. Что она ела в эти дни, на завтрак, на обед – после того, первого завтрака 16 октября, когда она еще думала, что работает на протезном заводе? Ничего?