Александр Коновалов - Небо зовёт

Твоя Лена 3.05.41 г.»

Читаю и перечитываю драгоценные строчки. От радости и волнения не могу совладать с собой, руки трясутся, сердце готово выскочить из груди, кровь, ударившая в лицо, предательски выдаёт моё волнение. Наконец начинаю соображать: «… двадцатого числа я уезжаю в Ленинград…» — пишет она. А какое же сегодня число? Девятнадцатое. Значит, у меня в запасе ещё около суток. До Брянска от Олсуфьева пятьдесят километров. Это же чуть больше марафонской дистанции. Если бежать в среднем темпе, то можно это расстояние преодолеть за пять–шесть часов. Я был так решительно настроен, что расстояние меня уже не пугало и, если даже не будет никакого транспорта, буду бежать, идти, ползти, но с любимой обязательно встречусь. Оставалось решить главный вопрос — получить увольнительную. Просто так, без уважительной причины увольнительную на двое суток старшина не даст, значит надо что–то придумать. А что? Скажу, мама тяжело заболела и передала со знакомым, чтобы я срочно приехал домой. Не задумываясь о том, откуда поступили сведения о болезни матери, мчусь к старшине. Разыскав его в своей каптёрке, сбивчиво, эмоционально объясняю ситуацию и слёзно прошу дать увольнительную. Однако старшина, выслушав мою просьбу, спокойно ответил: «Курсант Трохалёв, то, о чём вы мне сейчас рассказали, ничем не подтверждённые слова. Если бы у вас была телеграмма, подписанная лечащим врачом, было бы другое дело, а так я на себя взять ответственность не могу. Тем более, за вами водятся грешки». Я, в отчаянии, сказал:

— Товарищ старшина, а что же мне делать?

— Идите к начальнику училища.

— Вы думаете, он меня примет?

— Судя по вашей решительности, вас уже никто не остановит.

Не дослушав до конца совет старшины, не попрощавшись, помчался к начальнику училища.

В приёмной сидел секретарь в чине старшего лейтенанта и, как все секретари, копошился в бумагах. Принимаю стойку «Смирно» и обращаюсь к молодому щеголю, изображающего из себя чуть ли не начальника училища.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться!

— Слушаю вас, товарищ курсант.

— Мне необходимо поговорить с начальником училища.

— По какому вопросу?

— По личному.

— Николай Васильевич сейчас занят, у него заместитель по учебной части, как только освободится, я о вас доложу.

Я сел на один из стульев, расставленных вдоль стен, и стал изучать приёмную. Она, наверное, ничем не отличалась от «предбанников» в кабинеты больших начальников. Такое же расположение помещений начальника и его зама — двери напротив. Такой же массивный стол секретаря с телефонами и печатной машинкой. Нетипичным было только то, что секретарём был мужчина, а не женщина. На дверях начальника училища висела скромная табличка под стеклом: «Начальник училища». Мои созерцания нарушила резко открывшаяся дверь кабинета начальника. Оттуда вышел подполковник Зимин и, не останавливаясь в приёмной, спешно покинул ненавистное помещение. Он, как и другие члены руководства, мне были знакомы по многочисленным построениям и лекциям, которые они читали согласно плану учебной подготовки. Как только подполковник удалился, секретарь встал со своего места и, приоткрыв дверь кабинета, доложил: «Товарищ полковой комиссар, к вам по личному вопросу курсант Трохалёв, примите?» Из глубины кабинета послышалось: «Пусть заходит». С дрожью в коленях переступил порог и, приложив руку к виску, доложил: «Товарищ полковник, курсант Трохалёв прибыл к вам по личному вопросу».

— Садись, Трохалёв. Давно хотел спросить тебя, отца твоего как звать?

— Прокофий Андреевич.

— Так я и думал. А мы ведь с твоим отцом в гражданскую воевали, в одном полку служили, отчаянный был парень. В одном из боёв я был ранен, и твой отец тащил меня на себе километра три, пока не сдал санитарам и не спас мне жизнь. Месяца три лечился, а когда врачи поставили на ноги, вернулся в полк, но Прокофия там уже не было. Те, кто остались в живых, рассказывали, что полк попал в засаду, больше половины личного состава погибло, в том числе и твой отец. И вот такая неожиданность. Я рад, что отец твой остался жив и хочу услышать от тебя, как сложилась его жизнь.

Пришлось вкратце рассказать об отце, что знал и доложить, что кроме меня, у родителей ещё пять сыновей, и что отец работает в колхозе и живёт со своей семьёй в Калужской области. Полковник слушал меня, не перебивая. Потом, когда я закончил свой рассказ, неожиданно спросил:

— Как же ты, сельский парнишка, в авиацию–то попал?