Гасьен Куртиль де Сандра - Мемуары графа де Рошфора

Мне не хотелось оставлять двор, и я желал отомстить за спектакль, который со мной разыграли благодаря кардиналу, а посему я принял это предложение. Обо мне поговорили с господином де Бофором, и он сказал, что был бы рад меня видеть. После этого мне было сказано прибыть в Ане, куда должен был приехать герцог, и я отправился из Парижа с одним своим другом, дом которого находился как раз по дороге.

Мы послали своих слуг вперед, а сами двинулись за ними следом. Мы поехали через Булонский лес и Сен-Клу. Когда мы проезжали мимо бывшего дома маршала де Бассомпьера [45] Франсуа де Бассомпьер (1579–1646) — маркиз д'Аруэ, фаворит Генриха IV и Людовика XIII. Участвовал в большинстве войн, которые вели эти короли. В 1622 году стал маршалом Франции. Участвовал в нескольких заговорах и в 1631 году был посажен в Бастилию. Из тюрьмы вышел лишь после смерти кардинала де Ришельё в 1643 году. После этого он прожил еще три года и умер от апоплексического удара. , того, где сейчас находится женский монастырь, оттуда вдруг бросили камень в моего друга. Он повернулся, чтобы посмотреть, кто это сделал, и увидел на террасе дома, о котором я говорил, каких-то людей, и было похоже, что это были женщины.

— Черт возьми, — сказал мне он, — они над нами смеются.

В это время люди бросили в нас еще несколько камней, и мы поняли, что это были не женщины, а мужчины, которые теперь и не думали прятаться. Мой друг взял в руку пистолет, но тут камень попал ему в руку, и пистолет выстрелил. Пуля прошла мимо, и он выхватил второй пистолет, но тут нас предупредили, что это были люди герцога Орлеанского, который отдыхал тут вместе со своим двором. К сожалению, это сообщение дошло до нас слишком поздно, и мы решили, что нас обязательно будут преследовать, а посему пришпорили лошадей и бросились спасаться. Вскоре мы заметили, что за нами в погоню мчится пять или шесть всадников. Наши лошади не были свежими, но мы все равно пришпорили их еще раз и полетели вперед во весь опор. Казалось, лошади наших преследователей неслись по воздуху, и они настигли нас еще до того, как мы успели скрыться в Булонском лесу. Мы понимали, что у нас нет шансов спастись, и тогда мы остановились и повернулись к ним лицом. Мой отважный друг использовал единственный выстрел, который у него оставался. Но тут один из преследователей узнал его и крикнул, что предлагает мир. В тот же момент он бросился с ним обниматься, а остальные убрали пистолеты. После этого мы сказали, что не знали, что это герцог Орлеанский, а если бы знали, то вели бы себя иначе. Они ответили нам той же монетой, то есть сказали, что, если бы сразу узнали нас, тоже повели бы себя иначе. Но я сомневаюсь, что так и было бы, так как принц, который развлекается подобным образом, как герцог Орлеанский, вряд ли может остановиться, даже если его об этом попросят.

Мир восстановился, но они захотели, чтобы мы поехали с ними, от чего я стал всеми силами отказываться, так как мог показаться подозрительным в этой компании и хотел побыстрее прибыть на назначенную мне встречу. Но все, что я говорил, оказалось бесполезным, и мы вынуждены были пойти к господину герцогу Орлеанскому, который с пятью или шестью своими приближенными предавался развлечениям. Он посмотрел на меня, как если бы я не был человеком кардинала де Ришельё, как если бы я не отказал ему. Он приказал нам сесть за стол, за которым, напившись, он вдруг решил доставить себе настоящее удовольствие принца, то есть совершить что-то невероятное. Он решил съесть омлет на животе Валлона, полковника Лангедокского полка, очень толстого человека, у которого и не было шанса похудеть, так как вместо того, чтобы хоть иногда садиться на диету, он лишь ел и ел. Валлон улегся во весь свой рост на стол, слуги положили омлет ему на пузо, а он был настолько пьян, что даже не почувствовал, как он горяч, либо счел правильным не показывать этого.

После подобной еды герцог Орлеанский вдруг заявил, что нужно возвращаться в Париж и пойти к Ля Невё, знаменитой куртизанке. Отказаться я не мог. Мы сделали все, что могли в том состоянии, в котором мы находились, взбесив хозяйку дома, а герцог Орлеанский, чтобы восстановить мир, сказал, что доставит всем удовольствие, и послал за комиссаром под предлогом того, что в доме слишком шумно. Комиссар явился, а герцог Орлеанский спрятал нас в соседней комнате и вышел ему навстречу с одним Валлоном. Они оба улеглись в постель к Ля Невё, которая была посередине, а комиссар, не узнав его, приказал ему встать, а когда тот отказался, приказал своим людям поднять его силой. Люди бросились выполнять приказ, но были очень удивлены, когда мы все вышли из соседней комнаты, сняв шляпы и показывая высочайшую степень уважения к тому, кто лежал в постели. Однако еще больше их удивила одежда герцога Орлеанского, которую мы принесли, но особенно их поразила Голубая лента. Комиссар стал догадываться о своей ошибке, а потом он бросился к ногам герцога, умоляя о прощении. Герцог сказал, чтобы он ничего не боялся и что все хорошо. Мы не знали, что он собирается сделать, но скоро узнали. Он позвал других куртизанок, которых комиссар еще не видел, заставил их выстроиться возле постели и повернуться задами. Потом он обязал комиссара и его людей отдать должное тому, что предстало перед их взором, и это он назвал почетным штрафом.