Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

Утреннее и вечернее молитвенное правило они вычитывали неукоснительно, но в том и дело, что «вычитывали», не так уж много от молитвы было в этом молитвословии, души, ставшие почти бесчувственными от непрерывной боли, не хотели рождать искреннего порыва к Небесам. Они держались лишь на молитвенной дисциплине, теперь хорошо понимая, как она важна, когда нет настоящей молитвы. Весь день на переходе каждый непрерывно шептал вслух Иисусову молитву — губы к ней привыкли, а помертвевшие души не отзывались.

Однажды вечером, вычитывая молитвенное правило, они вдруг почувствовали, что пошла настоящая молитва, их неустанные труды по механическому произнесению слов молитвы оказались наконец вознаграждены. На лицах братьев заиграли лёгкие счастливые улыбки, они без слов поняли, что это произошло с каждым из них. Закончив правило, они ещё долго вместе шептали Иисусову молитву, теперь каждое её слово дарило радость. Депрессия, конечно, не исчезла, но отступила настолько, насколько это вообще возможно в здешних безблагодатных условиях. Братья поняли, что произошло нечто очень важное, они приблизились к чему–то хорошему, или оно к ним приблизилось.

Молитва так их укрепила, они почувствовали такой прилив бодрости, словно и не было почти бессонных ночей, и сейчас никто из них не хотел спать. Они сидели на камне кружком, костров здесь не разводили, не из чего было, да и не зачем. В центре их маленького круга был не костёр, а… Христос. Да, теперь они всем сердцем чувствовали присутствие Божие.

Солнце закатывалось за гору, и Сиверцев впервые за всё время пребывания на разорённом Афоне заметил, что закат красив. Яркий, почти кровавый свет заливал склон горы. И вдруг Андрей увидел, что по этому багряному полю движутся маленькие чёрные фигурки. Расстояние до них было большим, и фигурки выглядели не крупнее детских солдатиков, но видны были прекрасно, в деталях: монашеские подрясники, котомки за плечами, посохи… «Братья…» — блаженно улыбнувшись, прошептал Андрей, потом встал и крикнул: «Братья!».

Фигурки сразу же остановились. Тамплиеры радостно вскочили и устремились навстречу обретённым отшельникам. Семь рыцарей в белых плащах сдержанно обняли семерых монахов в чёрных подрясниках. Их встреча была немногословна. На этой страшной горе христианин узнавал христианина так же безошибочно, как раньше человек узнавал человека — две руки, две ноги, какие ещё вопросы? Здесь было не сложнее — от христианина исходила энергия, которую не с чем было перепутать.

— Мы будем защищать вас, — просто сказал Сиверцев старейшему из монахов, маленькому, сухонькому старичку с жидкой седой бородой.

— Доброе дело, — спокойно сказал старец, — А то вчера нас уже почти настигла целая толпа окаянных нехристей.

— Как спаслись? — удивился Сиверцев.

— Исключительно Божьим вмешательством. Нехристи вдруг остановились, их начало гнуть и корёжить, потом они всей толпой побежали обратно, словно у них появились дела поважнее, чем с нами возиться.

— Да… — вздохнул Андрей, — у них появилось очень важное дело. Примерно в пяти дневных переходах отсюда мы очистили от нехристей монастырь, освободили иноков, там сейчас почти непрерывно совершается Божественная Литургия, а для нехристей это как красная тряпка для быка, причём, распознают они этот раздражитель с любого расстояния.

— Теперь понятно, — так же спокойно сказал старец.

— Много было гадов?

— Сотни две, не меньше.

— Монастырь оттянул на себя приличную силу. Там, конечно, всех вырежут, но сюда эти нехристи уже не успеют вернуться.

— Не успеют, Андрюша, не успеют, — тихо вздохнул старец, словно радуясь за Сиверцева, что у него всё в порядке.

Андрей почти не обратил внимания на то, что старцу известно его имя. Божьим людям, понятное дело, бывают известны вещи и посерьёзнее. Он по–деловому спросил:

— Как вы думаете, мы скоро успеем подняться на вершину?

— За пару дней. Но это, Андрюша, будут горячие денёчки.

— А сколько мы должны будем удерживать вершину?

— Думаю, что нам не придётся её удерживать. Отслужим Божественную Литургию, а там и всему конец.

— По срокам ещё где–то месяца три.

— Грешный Иоанн день и ночь молил Господа нашего Иисуса Христа о сокращении сроков. Чувствую, что Учитель внял моим молитвам. Чувствую это всем сердцем, так исстрадавшемся в разлуке с Учителем. Впрочем, Он всегда был со мной, а я — с Ним.

— Отче? Это вы?