Владимир Буров: Альфа Центавра [СИ]

— Нам это, я думаю, не нужно, — или:

— Лучше не надо.

— Не желательно, — тоже подойдет. Некоторые могут подумать:

— Люди не едят мышей, зачем послал ее Их бин Распутин? — Да, может быть, может быть и не едет, но отравленные кошки обладают способностью сглазить перед своей смертью того, кто им и так надоел больше сухого кошачьего корма, а тем более того, кого они очень любили. Ибо, как говорится:

— Я не прощаюсь, так как надеюсь, мы встретимся в аду, где может быть даже не меньше возможностей для жизни, чем здесь.

— Она спасла ему жизнь здесь, чтобы встретиться там, на другом берегу?

— Да.

— Тем не менее все равно не понятно, зачем Распутин послал раненому Дэну отравленную мышь.

— Хотите стать колдуном, то поймете. И запомните, между прочим, что эта голубоглазая Бим-Бом еще когда не была отравлена, сбросила на голову Ники Ович, дымящей безмятежно сигарой за горячим Максимом, огромного фарфорового медведя, тоже любимца генерала-журналиста Деникина, которого она ревновала, как вполне достойного конкурента, именно потому, что этого практически бездушного медведя:

— Он тоже любил, — а значит, отдавал ему часть своей души — бесплатно. — Ибо корм, даже сухой, ему был не нужен, как говорится:

— Тока одна любовь.

Лева сказал:

— Дэн, отдаю — за небольшое вознаграждение — тебе мой личный Билет до Монте-Карло, вспомнишь, если я отсюда выберусь, как романтично это было, и возьмешь меня там к себе садовником, как журналист-писатель, сравнимый по своим возможностям по полям, конечно не с Пушкиным, но с Агатой Кристи — это точно.

— Где там, уточни, пожалуйста, — сказал Дэн, оглядываясь на дверь, откуда могли появиться в любой момент любые черти. Имеется в виду:

— Как белые, так и полосатые.

— На моей вилле под Нью-Йорком, или там, где жили мои друзья, мои коллеги по духу Пикассо, Ван Гог, Сезанн и Тулуз Лотрек?

— У меня болят нохги, — сказал Лева Задов, — и поэтому я не люблю далеко ходить, хотя, конечно Нью-Йорк, Париж и его Франция — это тоже весчь, но встретимся лучше там:

— Где чисто и светло.

— Где это, За Рекой в Тени Деревьев?

— Да, на Том Берегу.

— Ладно, одно место садовника за тобой. Но с условием:

— Неужели и там есть условия?

— Да, будешь присматривать и за персиковой теплицей.

— Согласен. Но тоже с условием.

— Каким?

— Что мне не надо будет за тебя писать еще и детективы.

— Всё?

— Нет.

— Что еще?

— Возьми подарок на память.

— Что за подарок?

— Ничего особливого.

— Что значит, ничего особливого? — Дэн подозрительно посмотрел на Леву. — Ну, хорошо, беру. И Лева передал ему маленького котенка Васю, с теплым напутствием:

— Вы умрете с ним в один день.

Пока через поля, через леса Ку-Ку несет богатыря и три его хвоста, время вернулось в ресторан Ритц, а этих:

— Через поля, через не только леса, но и саму Волгу, колдуна и воинов передадим во временное пользование Мюнхгаузену для:

— Э литл заморозки. — Как будто не ожившие еще звуки:

— Той эллинской речи, которую получил по почте и Гомер. И действительно, Эсти по транслокации Распутина понял:

— Можно взять город Царицын и после. — После, как уже говорилось, взял Иерихон Иисус Навин, после того, имеется в виду, как его взяли за восемьдесят лет до него:

— Другие. — Или как можно разрушить стены, которых не только нет, но и:

— Никогда еще не было. — Но, разумеется, когда-то будут.

И четыре дамы, как четыре стороны света, посовещавшись за тем столом, где когда-то сидели во время музыкальной паузы для необходимого в этом деле потребления э литл водки и чуть салата из свежих огурцов от знакомой на холодных, но это было раньше, а сейчас только что были, но и их уж нет, а если и есть, то не только далече, но и очень высоко в небе, но:

— Дроздовский был здесь, и вполне мог сойти за конкурента — прошу прощения за конкурсанта — на аукционе женихов, среди которых не только на первом месте был мистер Парчовые Штаны, с его, разумеется:

— Потусторонними Связями. Аги, Ника Ович — ее пришлось отковать от пулемета, к которому, впрочем, она приросла сама, и не только по собственному желанию, но и, как она сама со вздохом резюмировала:

— По веленью Фрая, — который пропал в последнее время неизвестно куда.

— Уж не в Швейцарию ли опять, — как думали некоторые, — лечиться от пуль Елены Прекрасной, которая, не будь им съедена, смогла бы тоже участвовать в конкурсе. Далее, Жена Париса, считавшая себя еще недавно по меньшей мере царицей Савской — которой, впрочем, никто никогда не видел — а теперь готовая на все из-за потери радужных перспектив, так как узнала, что ее возможный будущий муж — это Фрай, а он, как оказалось: