В соседнем городке Сен — Сюльпис, на Тарне, тоже был надежный очаг, принадлежавший рослой вдове Бараньоне Пейре, которая частенько заботилась о Гильельме. У Бараньоны было две дочери, уже замужних и живших в том же городке. Обе они были ненамного старше Гильельмы. Хорошо иметь возможность поболтать, посмеяться и помечтать с такими же молодыми женщинами, и поговорить о добрых христианах, не боясь ни враждебных ушей, ни чьей–то злой воли. Гильельме сказали, что ей следует каждую неделю ходить в Сен — Сюльпис, чтобы относить к ткачу тяжелые мотки шерсти, которую она, как истинная дочь гор, неустанно пряла на своей прялке. Ей также сказали, что ученик ткача, высокий, худощавый подросток с симпатичным личиком и рыжей шевелюрой, по имени Санс Меркадье — особенно ревностный добрый верующий. Он был родом из Борна, с северных холмов, из деревни, где был один из оплотов Церкви. Это он в основном поддерживал контакт с добрым христианином Пейре из Акса. И это он был тем, кто принимал и передавал кому следует послания Гильельмы вместе с мотками шерсти.
Гильельма поднялась, взяла в руки тупин, вышла из дома, закрыла за собой дверь. Она решила зайти к Дюрану, кожевнику, и перекинуться парой слов с Бернатом. Гийом Белибаст, называемый Видаль, нанимался на сезонные работы от случая к случаю, насколько ему позволяли его послушнические обеты, где–нибудь на окраинах города. Особенно он любил заниматься скотом, не уставая повторять каждому своему последующему работодателю, что он — пастух с гор. Бернат, так же, как и его брат, нанялся на работу, но в самом городе, в мастерскую своего друга Думенка Дюрана, и там он занимался обработкой дерева, в основном бука и ясеня, а также выделкой кожи для седельных вьюков для ослов и мулов. Мастерская была идеальным наблюдательным пунктом, откуда можно было все видеть, все слышать, и все знать; это было отличное место для того, чтобы пребывать в постоянном контакте с подпольной сетью добрых верующих, не привлекая особого внимания. Работая бок о бок на одной лавке в мастерской, Думенк и Бернат объединили свои сердца в заговоре для защиты Церкви. Все верующие в округе знали, что через Дюрана–кожевника всегда можно войти в контакт с добрыми людьми для утешения умирающих и спасения душ.
Гильельма, все еще с тупином в руках, приветствовала Кастеляну Дюран на пороге ее дома. Позади Кастеляны, из открытой всем ветрам мастерской, доносилось громкое пение мастера и его ученика, которые не жалели горла. Обе женщины, смеясь и переглядываясь, вошли в дом.
— Вы всегда такая веселая, — сказала Кастелляна.
Сама она была молодой, кругленькой, розовой, тоже со всегда смеющимся выражением лица, с очень голубыми, искрящимися лукавством глазами. Она совсем недавно стала женой Думенка Дюрана, который был намного старше ее. Он был человеком уже в возрасте, с плешивой, почти лишенной растительности головой, но с доброй улыбкой и безо всяких комплексов. Думенк никогда не обижался на шуточки насчет своей молодой жены. Овдовев, он вторично женился на Кастелляне. Оба они были родом из семей очень ревностных верующих, на которых можно было положиться. Именно в доме семьи Думенка Дюрана, в Бельвез, между Борном и Тауриаком, был крещен добрый человек Пейре Санс, теперь зовущийся Пейре де Ла Гарде. А в доме у родителей Кастелляны, в Клайраке, возле Верльяка на Теску, на границе Кверси, жил до недавнего времени добрый человек Рамонет Фабре, которого теперь стали звать Раймондом де Кустаусса. На союзе Думенка и Кастелляны лежал глубокий отпечаток устремления к добру , которое скрепляло связи в этой маленькой общине, преследуемой Инквизицией, и уменьшало риск доносительства. И казалось, что эта пара не вызывает ни у кого ни особой неприязни, ни особенного интереса, хотя родители Кастелляны недавно были арестованы.
Гильельма, держа тупин в левой руке, положила правую на плечо своего мужа, а тот, громко рассмеявшись, осторожно снял с деревянного колышка на уровне своей головы почти законченный вьюк:
— Не очень–то у меня получается! — сказал он. — К счастью для нас, Думенк нанял меня на особых условиях, да я и не требую от него платы мастера…
— Старуха Бернарда очень заболела, — сказала Гильельма, когда он прекратил смеяться, умолк и стал ее слушать. — Я несу ей немного супа, чтобы подогреть и накормить ее. А ты не можешь нарубить и принести ей немного дров, чтобы поддерживать огонь в очаге?
— Нарубить дров для очага — вот это дело для меня, такой пастух, как я, хоть на это способен…
Читать дальше