Юсиф Чеменземинли - В крови

Мирза Алимамед давно уже кончил, но никто из присутствующих не осмеливался высказать своего мнения…

Одни безмолвно перебирали четки, другие потягивали кальян.

— Ну так что же? — спросил хан, обводя взглядом высокое собрание. — Какие у кого мысли? Чувствуете, что сидим на пороховой бочке?

И опять никто не произнес ни слова. Тогда, испросив разрешения, стал говорить Вагиф.

— Да будет благополучен хан, — начал он. — Я слышал все, что сообщил почтенный Мирза Алимамед. Полагаю, что пока прямой опасности для нас нет. Сейчас самое главное — правильная, разумная политика. Фатали–хан тяготеет к России, это нам известно. Что ж, владения его достигают Дербента, и в случае чего он может рассчитывать на помощь с Севера. Мы же граничим с Ираном, и стоит Агамухамеду перейти Аракс, он может огнем и мечом пройти по землям нашего ханства — в этих условиях идти на обострение отношений было бы весьма опасно. Если Агамухамед потребует от нас подчинения, мы соберемся снова и будем решать. Пока необходимо выжидать, будучи готовыми ко всему. Таковы мои соображения.

Мысли, высказанные Вагифом, восприняты были с одобрением, все кивали, выказывая этим полное согласие.

— Беки! Скажите же и вы, какие мысли, какие тревоги тяготят ваши умы, — снова обратился Ибрагим–хан к вельможам. — Пусть не останется невысказанного!

— Что может сказать простой смертный после того, как свое слово произнес всеведущий Ахунд Молла Панах?! — с улыбкой заметил Мамедгасан–ага. — Агамухамед–хану пока что приходится туго… Если он тронется на Шираз и Исфаган, Муртузакулу–хан с помощью русских может отбить Астрабад. Так что непосредственной опасности для нас пока, видимо, нет.

Снова воцарилось молчание. Оно было нарушено кашлем Мамедгасан–аги. Он откашлялся, достал платок и, вытерев рот, спросил:

— Других новостей не имеется?

С разрешения хана ответил ему Вагиф:

— Эриванский хан обратился к пашам Эрзерума и Карса — решил рассчитаться с Ираклием. Оба паши прислали нам письма, в которых выражают мнение, что помогать Ираклию было бы позором. Мы ответили неопределенно. Ни да, ни нет. — Собравшиеся оживленно зашевелились. — Эти паши не ведают, что тут у нас происходит; при нынешних обстоятельствах рисковать нашей дружбой с Ираклием недопустимо! А эриванский хан — ну что ж! Ему хочется освободиться от дани — от тех шести тысяч туманов, которые он ежегодно вынужден отдавать Ираклию. Как говорится, козел шкуру бережет, а мясник прикидывает сколько сала будет!.. — Вагиф засмеялся. Хан тоже усмехнулся, кивнул милостиво…

В этот момент дверь нерешительно отворилась и показался юноша лет семнадцати, краснощекий, с широкими ноздрями. Это был новый писарь Мирза Джамал. Юноша поклонился, сложив на груди руки, и обратился к хану.

— Да буду я жертвой вашей, — сказал он. — Бакинский хан Хаджи Маликмамед–хан выражает желание получить аудиенцию у вашей милости.

Хан бросил на него гневный взгляд. Розовые щеки юноши мгновенно стали багровыми.

— Хаджи Маликмамед–хан?! — переспросил хан, и глаза его вспыхнули мрачным огнем. — Зять Фатали–хана?!

Все переглянулись в ужасе. Вагиф, склонившись к хану, что–то шепнул ему. Лицо повелителя несколько смягчилось.

— Пусть его отведут в дом Шахмамеда! Я пока не имею времени беседовать с ним! Завтра!..

Мирза Джамал поклонился, вытер со лба пот и, пятясь, вышел из зала.

Зима была в разгаре, снега уже выпало на пол–аршина. Хаджи Маликмамед–хана пешком привели во дворец. Целый час прождал он на ветру, на открытой веранде, пока, наконец, Ибрагим–хан велел позвать его. В комнате, куда его провели, не было никого, кроме хана и Вагифа. Встретившись впервые в жизни, все трое некоторое время молча изучали друг друга; сложные чувства выражали их взгляды. И хотя кроткий вид Хаджи Маликмамед–хана, покорное его поведение произвели благоприятное впечатление не только на Вагифа, но и на Ибрагим–хана, взгляд хана был гневен. Вагиф же, вынужденный в присутствии повелителя внешне выражать негодование, в душе только жалел этого доброго человека, никому не сделавшего зла.

— Ну, что ты хочешь?! — срывающимся от гнева голосом спросил Ибрагим–хан, даже не пригласив гостя сесть.

— Я старый человек, — начал бакинский хан, красными от мороза руками поправляя соболий воротник. — Я никому в жизни ни на волос не причинил зла. Вот я и надумал: пойду, выполню долг мусульманина. Потому что в святые места намерение имею отправиться… Решил попытаться: может примирю… Ведь то, что произошло между кубинским ханом и вашей светлостью, ханом Карабаха, это недоразумение… Мусульманам не пристало…