Савва Дангулов: Государева почта + Заутреня в Рапалло

Они возвращались все тем же полем. Она упрятала руку в его рукав — что–то ей сразу стало холодно.

— Ты взяла спицы у тетки Пальмер, чтобы мы могли сбежать сюда? — спросил он.

— С тобой!.. — отметила она безбоязненно.

— И ждала этого дня?.. — был его вопрос.

— Ждала.

— И была уверена, что он, этот день, придет?

— Была уверена…

Он прибавил шагу, она поспешала, не вынимая руки из его рукава.

— Это вот в низине… наша деревня? — спросил он, рассмотрев в сумерках раннего вечера огни.

— Да, конечно… другой нет, — вымолвила она.

— В низине? А мне казалось, она на горе…

— На горе, на горе! — засмеялась она счастливо.

Когда Сергей впервые явился к нему от дяди Кирилла, в волосах Изусова не было седины, да и его баритон был, как гудение молодой листвы, он, этот баритон, был так крепок, что, казалось, проникал в самую землю. Можно было заметить, что письмо дяди Кирилла взволновало Изусова, он привел в действие все пять телефонов, стоящих на полированном столике. Вопрос о поступлении Сергея в «Эколь коммерси–аль» был решен мгновенно, как мгновенно он был определен на квартиру с полным пансионом. «Помогать молодым — значит, вкладывать деньги в будущее! — провозгласил Хозяин — так звали его служащие, как, впрочем, подчас звал себя и он сам. — Ни один банк не даст таких процентов!» — заключил он свою тираду. Когда «Эколь коммерсиаль» была позади, Иван Иванович с такой же радостью взял Сергея к себе, тем более что к этому был внешний повод — Россия уже воевала, и возвращение Цветова было отсрочено. Но тут, очевидно, действовал тот же закон о банке будущего и единственно выгодных вкладах, о чем Хозяин не преминул напомнить Сергею. Приветив молодого человека, Хозяин отвел ему скромную, но достаточно солидную роль в своих делах с Россией — новые пути транспортировки леса, Черное и Средиземное моря… А потом появилась в жизни Сергея Дина, чему в немалой степени способствовал Хозяин. Неизвестно, как далеко шагнул бы Изусов в своих делах, если бы не хроническая пневмония. Ничего в своей жизни Иван Иванович не боялся так, как простуды, да, самой вульгарной простуды. Встреча с Хозяином на его вилле в Нормандии дала Сергею представление об этом. На море штормило, и в одну ночь ветер всхолмил все вокруг. Нет, не только море, но и сушу. Сугробы песка возникли в самых неожиданных местах, перегородив тротуары, заперев собой двери и ворота, привалив ставни. Хозяину мерещились сквозняки, он был в панике. Не было угла в доме, куда бы они ни забирались. «Дверь! — вопил он. — Эту проклятую дверь опять не прикрыли, я чувствую щель, я чихаю!» И в следующую минуту чих, все сотрясающий, чих утробный оглашал комнаты, и Изусов перебегал из одного угла в другой, предварительно замуровавшись в шерстяной плед, что делало его похожим на кокон. Что хочешь, то и думай. Не очень–то понятно, почему истончилась кожа Хозяина — ничего не могло сделать ее столь чувствительной, а сквозняк сделал… Так и не выбравшись из своего кокона, Хозяин принял Сергея. «Россия Россией, а как же там на бульваре Дюма? Они лее умрут от такой вести… Бедные!»

Он так и сказал: «Бедные!» Человек состоятельный, он любил произносить вот это «Бедные!», не только определяя имущественное положение тех, кого он имел в виду, но и из сострадания к их бедам. Казалось, он помогает им в такой мере, чтобы не лишить себя привилегии сказать: «Бедные!» Что–то, на его взгляд, было у этих женщин от великомучениц, неодолимо самоотверженное, подвижническое.

Поезд отошел, и Цветов впервые увидел Буллита и Стеффенса рядом. До начала лета Цветов так или иначе будет привязан к американцам — этим объясняется его внимание к ним, более пристальное, чем обычно.

Буллит полулежит, не без ленивого внимания листая книгу. Каждый раз, когда поезд вздрагивает на стыках, в стакане рядом позвякивает ложечка, но он этого не замечает.

Цветов не знает, насколько близко Буллит и Стеф–фенс были знакомы до этой поездки, на взгляд Сергея, не очень близко — в их отношениях есть налет холодноватой приязни, характерной для людей, присматривающихся друг к другу.

— Погодите, что это у вас? — Стеффенс берет из рук Буллита книгу с той покровительственностью, какая едва ли может быть разрешена ему, пусть даже он и намного старше Буллита. — Джон Берг? Не по мне!

— Почему, Стеф? У Берга есть слог…

— И нет знания жизни… — Стеффенс возвращает книгу, удерживая палец на странице, на которой Буллит остановился в своем чтении.