И, глядя на внуков, всякий раз вспоминала она невестку, что померла три года назад. И, вспоминая это, Прасковья Семеновна глядела на младшенькую Дашеньку со сложным чувством горькой к ней любви и столь же горькой досады, смешанной с печалью: и виновной была она в смерти собственной матери и, конечно же, не виновна.
А досада все ж была.
И теперь, глядя на Дарьюшку и сидящую напротив ее Анну, Прасковья Семеновна еще раз подумала: «Эка незадача с девицами–то получилась».
Разнились характерами и девочки: Аннушка была тиха, покорна, слезлива. Младшая же уже и сейчас выказывала необычайно крутой норов — была дерзка, криклива и упряма до чрезвычайности.
Бабушка, сколь не перебирала в памяти огромное семейство Голенищевых — Кутузовых, ни в ком из них ничего подобного ни припомнить, ни отыскать не могла.
Ни в ее родне — была она из семьи Бедринских, — ни в семьях родственников ее и свойственников — Кутузовых, Беклешовых, Яхонтовых, Костюриных и иных — столь своенравного характера не встречалось.
И думала Прасковья Семеновна: «В зернышке все свойства — и хлеба и яблони. В зернышке и все свойства человека. Не может из пшеничного злака вырасти крапива, а из крапивного семени не вырастет хлебный колос. Так и человек — сколь ни трудись над ним, сколь ни бейся, а ежели в зерне его была червоточина, то рано или поздно вылезет она наружу, как ни ухитряйся и что ни делай».
И с еще большею жалостью глядела на Дарьюш–ку — от самого своего рождения как есть разнесчастное дитя. Даже в этом, лилейном, как тогда говорили, возрасте видно было, что растут в доме две дочки–дурнушки и красавицами им и через пятнадцать лет не стать. И все же из них двоих Дарьюшка и в красоте уступала сестренке. Отцу и бабушке оставалось одно — надеяться на пословицу: «Не родись красивой, а родись счастливой».
При большой внешней схожести друг с другом и братья, так же как и сестры, уже и сейчас сильно отличались характерами. Михаил был весел, необычайно сообразителен и до всего нового весьма любопытен. Он с младых ногтей своих был скороспел — даже пошел, когда не было ему еще и года.
Семен же сделал свой первый шаг сам в конце второго года, заговорил и того позднее, был вял и задумчив и, как говаривала Прасковья Семеновна: «С ангельского еще возраста был наш Семушка прибит на цвету».
посвященная дальнейшей жизни и пестрыми судьбам тех, кто сидел за столом Лариона Матвеевича перед уходом в море дяди и племянника Голенищевых — Кутузовых.
Благодаря стараниям того же Ю. Н. Яблочкина только в 1957 году нам стала в общих чертах известна и биография Иллариона Матвеевича.
Илларион Матвеевич Голенищев — Кутузов родился в 1718 или 1719 году и четырнадцати лет — 8 октября 1733 года — поступил в Инженерную школу, в которой потом стал учиться и его сын Михаил. В феврале 1737‑го Илларион Матвеевич окончил школу со званием кондуктора первого класса. Он хорошо чертил и рисовал и потому после окончания школы был направлен для производства съемки местности сначала в окрестностях Петербурга, потом в Кронштадте, Выборге, Кексгольме и на шведской границе.
Весной 1741 года И. М. Голенищев — Кутузов был назначен адъютантом в ранге подпоручика к командиру Кронштадтской крепости и начальнику гарнизона генерал–аншефу барону Иоганну Людвигу Люберасу и потом одиннадцать лет состоял при этом человеке, следуя за своим начальником всюду, где оказывался и генерал Люберас.
Так как с 1741 по 1752 год жизнь Иллариона Матвеевича оказалась теснейшим образом связана с генералом Люберасом, имеет смысл коротко рассказать и о нем, тем более что не в малой степени служебные успехи И. М. Голенищева — Кутузова зависели от этого человека.
Шотландец по происхождению, Иоганн Людвиг Люберас вступил в русскую службу, как только русские войска овладели Лифляндией, где обитал тогда их род, изгнанный из Шотландии. Молодой Люберас знал языки — немецкий, французский, шведский, латынь — и очень быстро хорошо выучился говорить и писать по–русски. Петр I определил его к известному рудознатцу Виллиму Геннину, и тот довольно скоро сделал из Любераса приличного инженера.
При учреждении в 1719 году Берг–коллегии, ведавшей всеми «рудокопными делами», Люберас стал ее вице–президентом. Потом двадцать лет он строил разные порты и крепости, производил картографическую съемку Финского залива, руководил Сухопутным шляхетским корпусом, воевал в Польше, выезжал с дипломатическими поручениями, пока, наконец, не занялся последним в своей жизни делом — строительством канала Петра Великого и укреплением Кронштадта. В 1741 году Люберас стал командовать инженерным корпусом и «всеми фортификационными делами». В эту–то пору и появился рядом с ним подпоручик Илларион Матвеевич Голенищев — Кутузов.
Читать дальше