Ольга Гурьян - Колумб

— Не забывайте, дружище, что Колумб молодой моряк, а способы вычисления пройденного пути рассчитаны на опытный глаз.

— Ах, чёрт меня побери, какое мне дело до того, опытен его глаз или не опытен! Он наделал таких ошибок, что пока я не пристал к первой гавани, я всё никак не мог определить, где же находится мой корабль — на пути в Англию или по дороге к чёрту на рога. А кроме того, этот Колумб груб с матросами. Я их сам не балую и не нежничаю с ними, но этот Колумб держал себя с ними так, будто он какой–то принц пли другая важная птица, а такое важничанье хоть кого выведет из себя.

— Мне всё это очень неприятно слышать. Не ожидал я от него таких поступков.

— Если бы вы знали, как он мне надоел! Он так и ходил за мной следом, всё время расспрашивал, что к чему и почему, и зачем я так скомандовал, а не иначе, и отчего я так распорядился, а не по–другому. До чего навязчивый человек, сил моих нет!

— Он, видно, хотел поучиться у вас, — сказал Корреа. — Он, видно, понимал, какой вы опытный и великий моряк.

— А если он хотел учиться, — рассердился капитан, — то люди за ученье платят и спасибо говорят. А он вместо того ещё поругался со мной.

— Да что вы?

— Да, чёрт меня побери! Когда я выплатил ему вознаграждение, совершенно незаслуженное вознаграждение, он стал требовать больше и жаловаться, что его обманули. Это меня обманули, а не его! Это вы меня обманули, сеньор Корреа, когда подсунули мне такого помощника. Я к вам зла не питаю, но чёрт меня побери, если я ещё раз возьму его с собой в плаванье!

Корреа был очень огорчён этим отзывом, но подумал, что кой–чему Колумб несомненно научился, а промахи извинил его неопытностью и постарался поскорей устроить его на другой корабль.

Удобный случай скоро представился. Капитан корабля, шедшего в Гвинею, случайно остался без помощника и согласился взять на его место Колумба. Корреа напутствовал его множеством советов, но, увы, впрок они не пошли.

На этот раз Колумб вернулся раньше времени, денег не привёз совсем, но зато очень много рассказывал о красоте и живописности африканского побережья.

Маленький Диего слушал, широко раскрыв глаза, о диковинных зверях, покрытых тяжёлой складчатой кожей, словно рыцарь латами, с носом, длинным, до самой земли, качающимся при ходьбе. Тут Колумб согнул спину, прижался носом к плечу, опустил руку, и показал, как качается нос у этого зверя, а Диего залился звонким смехом и тоже помотал головой.

И ещё Колумб говорил о речных коровах, которые целые дни лежат в реке, высунув над водой тупые морды, а ноздри у них то подымаются, то опускаются, и похоже, будто это не ноздри, а глаза, и они высматривают добычу.

До самой ночи он рассказывал о невиданных цветах, которые пахнут так горько, так сладко, что можно умереть, вдыхая их запах. И о чёрных людях, у которых в носу палочка или кольцо, и они пляшут по ночам совсем голые и бьют в огромные барабаны, и гул от барабанов — словно ближний гром над холмами.

Колумб хрипло загудел, подражая негритянской песне, а Фелипа заткнула уши и сказала, что противно христианке слушать языческий вой.

Вечером Колумб сбивчиво сообщил Корреа, что он поссорился с капитаном, потому что капитан — глупец, не понимающий своей выгоды. Этот капитан покупал чёрных невольников у местного царька и платил за них тканями и безделушками, меж тем как Колумб придумал, как можно было бы поработить и самого царька и всю его деревню, почти ничего на это не затратив.

— Нет, почему ж вы этого не сделали? — спросила Фелипа. — Чёрных язычников вы обратили бы в христианство, и это было бы очень хорошо и полезно.

— Да, это было бы хорошо, — сказал Колумб. — Можно было бы разбогатеть на всю жизнь, и Диего жил бы, как принц. Но, когда я попытался привести свой план в исполнение, капитан закричал, что я порчу ему рынок, посадил меня на корабль, возвращавшийся в Европу, заплатил за мой проезд и содержание и сказал, что мы в расчёте.

— Еще бы, — заметил Корреа. — Какой князёк после этого решился бы торговать рабами! Твой капитан был с тобой ещё слишком добр.

Не ответив, Колумб взял на руки спящего сына и ушёл к себе в комнату. Там на столе лежал плоский ящичек, пришедший, по–видимому, в его отсутствие. Колумб оторвал ножом верхнюю доску. В ящичке была карта западного моря и письмо Тосканелли.

В маленькой препроводительной записке Тосканелли писал, что приветствует великое и великолепное желание Колумба отправиться туда, где рождаются пряности, и посылает ему копию карты, начерченной для короля, и письма, написанного королевскому секретарю.