Ольга Гурьян - Колумб

На это письмо Диего не ответил. Не к чему было отвечать, если отец пишет раз в три года. Но ещё через год, когда Диего исполнилось четырнадцать лет, Колумб снова написал:

«Сын мой Диего! Надеяться мне здесь больше не на что, и надоело мне попусту гоняться за королями, а они от меня убегают от осады к осаде, и конца этим осадам и войне не видать. А потому я решил уехать во Францию и написал французскому королю, и меня уже известили, что этот король ждёт меня с нетерпением. Теперь я уезжаю во Францию, а предварительно приеду проститься с тобой».

Это письмо Диего показал отцу Маркена, и Маркена тотчас написал Колумбу и просил его немедленно приехать в Рабида.

Диего бежал вниз с горы с такой быстротой, что, казалось, голова убегает от ног и сейчас он полетит вниз. В этом стремительном беге он промчался мимо ехавшего ему навстречу старика. Старик сидел на муле сгорбившись и держал на коленях шляпу. Ветер играл его белыми волосами. Диего, пробежал мимо и вдруг почувствовал, как его сердце сжалось. Он бросился обратно и крикнул:

— Отец!

Мул остановился, старик легко соскочил с него. Мгновенье отец и сын почти с ужасом смотрели друг на друга, потом обнялись нерешительно и снова друг на друга поглядели, дивясь тому, как оба они изменились за эти шесть лет. Диего стал высоким и стройным юношей, и лицо у него было красивое, тонкое и капризное — взрослое лицо. Волосы Колумба стали совсем серебряные, и глубокие морщины изрыли его лоб и легли от крыльев носа к углам рта. Но сейчас, когда он выпрямился и расправил сгорбленные плечи, он был на голову выше Диего и строен по–юношески.

— У тебя дырка на плече, — сказал Диего и потрогал её пальцем. — Я бежал тебе навстречу. Я сверху увидел тебя, а потом подумал, что ошибся.

Они пошли рядом, а мул плёлся позади, останавливался, щипал цветы и травы. Тогда они тоже останавливались и поджидали его.

— Ты очень редко писал, — сказал Диего.

— Короли играли со мной в кошки–мышки, — сказал Колумб и коротко засмеялся. — Я бегал за ними, как глупый мальчик за бабочкой. Этого нельзя рассказать, Диего. Из Кордовы в Севилью, из Севильи в Малагу, из Малаги в Кордову. Короли впереди, я следом.

Мул опять остановился, и они тоже остановились.

— Обыкновенный человек, — медленно заговорил Колумб, — обыкновенный человек после этих шести бесплодных лет, дважды претерпев решительный отказ, тысячи раз добиваясь хоть краткой беседы, бесконечно слыша то «завтра», то «скоро», то «потерпите», махнул бы рукой на это предприятие. Такой человек занялся бы мирной, но обеспеченной профессией, и пусть кто хочет пытается осчастливить Испанию.

— Но ведь ты не обыкновенный человек, — беспокойно сказал Диего. — Ведь ты не махнул рукой на наши планы?

— Настаивать, биться головой об стену королевского равнодушия, пока эта стена рухнет… — снова заговорил Колумб. — Эта непрекращающаяся пытка нищетой и ожиданием, это тупое нежелание понять идею простую и ясную — это опутало меня, как липкая паутина, душило, как пуховая подушка, прижатая к губам. Я порвал с этим. Я не хочу этого больше. Я еду во Францию, Диего.

У ворот монастыря их встретил Маркена объятиями, упрёками, почти слезами.

— Сын мой, вы хотите бросить прекрасную Испанию! И вся слава и выгода вашего предприятия достанутся французскому королю и обессмертят его имя. Ах, я не ожидал от вас такой измены! После того как я так любил вас… Потерпите ещё, всё изменится.

— Долго мне терпеть? — спросил Колумб.

— Недолго, — торопливо сказал Маркена. — Мы попытаемся ещё один, последний раз. Это будет последний раз.

— Я не буду пытаться.

— Я сам, сам всё сделаю, только согласитесь подождать немного. Не уезжайте сейчас. Столько лет вы боролись, и всё это отдать Франции!

В тот же вечер Маркена послал в Палос за доктором Гарсиа Фернандесом и Мартином — Алонсо Пинсоном, главой знаменитой семьи мореходов.

Доктор Фернандес приехал, а с ним Винсенте — Янес Пинсон, младший из трёх братьев. Мартин — Алонсо не мог быть, так как находился в Риме.

Как только все собрались, Маркена открыл совещание. Он изложил всем уже известные факты, и присутствующие снова одобрили план западного пути. Колумб сидел мрачный и слушал недоверчиво.

Было уже поздно, когда Маркена сказал:

— Итак, все согласны, что нельзя допустить, чтобы наш дорогой друг покинул Испанию. Я предлагаю сделать ещё одну попытку. Я думаю сам отправиться ко двору, подать прошение королеве и добиться беседы с ней. Но в монастыре сейчас нет денег.