Елена Съянова: Гнездо орла

— Полезно было бы добавить к этому приказ, запрещающий раз и навсегда приходить к тебе с разными мнениями, — сказал Гесс.

— Отличная идея! Пусть Борман подготовит текст.

Маргарита в недоумении посмотрела на Адольфа: неужели он не понял шутки? Гесс заметил этот взгляд. Он поставил чашку и поднялся:

— Я пойду. Не хочу надолго оставлять Эльзу. Ты со мной или хочешь отдохнуть? — обратился он к сестре.

— Я не устала, — ответила она.

Простившись с Адольфом до ужина, Гесс привел Маргариту в свой кабинет, велел сесть и молча послушать его две минуты.

— Я с некоторых пор опасаюсь твоих визитов — ты это знаешь, — начал он, — но сейчас, конечно, очень рад тебя видеть. Это первое. Второе. Почаще напоминай себе, что ты не в Париже: здесь тонкий галльский юмор не в ходу. Третье. Ты подумала о том, как Роберт истолкует твой приезд?

— Сначала ответь, для чего на самом деле меня сюда вызвали? — попросила она, пристально глядя ему в глаза.

— Разве Адольф тебе не объяснил?

— Он объяснил свою первую ложь. Может быть, ты объяснишь… вашу вторую?

Гесс досадливо поморщился:

— Никакой лжи не было. А правда заключается в том, что ты нужна всем нам. Нужна здесь, дома. Адольф… просто хочет помочь.

— Он меня с Герингом спутал. — Маргарита встала. — Давай сделаем так: я сейчас повидаюсь с Эльзой и сегодня же вылечу обратно. Ты дашь мне самолет?

Рудольф как будто не слышал. На его лице оставалось то же досадливое выражение.

— Руди! — напомнила она.

— Да, я понял. Самолет я тебе дам. Но… Может быть, тебе все же следует знать… Кстати, сколько вы с Робертом не виделись?

— Четыре месяца. Но он обещал побыть с нами на Рождество.

— Значит, четыре месяца назад вы расстались, как обычно?

— Не совсем. — Она опустила глаза. — Я сказала ему, что, скорее всего, больше не вернусь в Германию.

— «Скорее всего» или «не вернусь»?

— Я не помню точно… А что?

— А то, что у него, похоже, как раз в июле, появилось это новое развлечение — лично испытывать свой «народный автомобиль». Результаты, нужно сказать, впечатляющие. Восемь сломанных ребер за один только ноябрь.

«…Хочу сделать „Фольксваген“ настолько безопасным, чтобы за руль можно было посадить даже подростка…» — писал ей в Париж Лей.

Но ей и в голову не приходило понять его намерение так буквально!

— Он в больнице? — тихо спросила Маргарита.

— Уже нет. Или еще нет. Только не восклицай: как это мы допустили! Плевал он на всех.

Рудольф, наконец, посмотрел на сестру. Грета стояла перед ним, немного подавшись вперед; тонкие руки бессильно висели. Это бессилие и какая-то безнадежность во взгляде вызвали у него лишь новый приступ досады.

Шесть лет… Шесть лет упрямого бабьего сопротивленья, тупого нежелания смириться, принять!.. Шесть лет упреков, обвинений, непрерывной борьбы с теми, кто дорог и любим! Скитания по Европе, истерические отъезды, судорожные встречи, письма, в которых страсть и боль!..

При всем неприятии поведения Лея, Гесс не мог не сочувствовать ему.

Рудольф поднялся, обняв сестру за плечи, легонько встряхнул:

— Пойдем к Эльзе. Я думаю, в любом случае, ты едва ли улетишь сегодня. По-видимому, нас всех ждет трудная ночь.

Ночь оказалась хоть и трудной, но радостной. Роды у Эльзы Гесс начались около двух часов утра, а в восемь довольный Карл Брандт положил на руки Рудольфу крупного крикливого мальчишку, синеглазого и круглолицего.

Пожалуй, никогда еще многочисленные зеркала бергхофского дома не отражали столько улыбок, как в то утро, 18 ноября 1937 года.

Днем прилетел Геринг, сам недавно ставший отцом здоровенькой девочки и уже настолько освоившийся в этой роли, что, едва поздравив Рудольфа, принялся давать ему советы относительно вреда пеленок и пользы закаливания «с первых же дней».

Немного позже приземлился самолет Лея, из которого следом за Робертом выбрался очень желанный, давно ожидаемый здесь гость — Карл Хаусхофер. Ему вместе с Гитлером предстояло стать попечителем (или, говоря прежним языком, крестным отцом) мальчика.

Гесс как-то сказал Гитлеру, что даст своему сыну «выразительное» имя.

Ребенка назвали Вольф-Рюдигер-Адольф-Карл, что вполне отвечало этому намерению: Вольф — в честь имени, которое носил Гитлер «во времена борьбы»; Рюдигер — в честь воинственного героя германских саг, два последних имени — в честь попечителей.

Гитлер выглядел возбужденно-счастливым. Он отменил все дела, со всеми был добродушен, много шутил.