Елена Съянова - Гнездо орла

— Итак, ты прямо из машины с кучей упреков ко мне, — продолжал Гитлер, сделав глоток — Да, я пошел на маленькую хитрость. А как иначе было тебя домой выманить?

— Написать как есть.

— Как есть… ты сама знаешь. Вы шесть лет фактически в браке, у вас двое детей! И шесть лет он разрывается между тобой и делом. Сколько это еще может продолжаться?!

Она, вскинув глаза, посмотрела на него прямо. Он впустил в себя этот взгляд, как в наполовину открытые двери:

— Да, да, детка, ты правильно поняла. Но… все же прости мне мою бесцеремонность.

Маргарита спокойно доела бутерброд.

— А что мы скажем Рудольфу? — Еще один ее испытующий взгляд.

Гитлер поморщился:

— Неужели ты думаешь, я не предупредил его, что напишу тебе?

— Что он сказал?

Гитлер пожал плечами. Излишний вопрос. Рудольф, конечно, не сказал ничего.

— У меня был с твоим братом достаточно откровенный разговор. На крестинах крошки Эдды. Я сказал ему: полюбуйся на Геринга. Четыре года упирался, как баран, а вот же — женат и доволен! Теперь еще и отец! Благодаря моей… бесцеремонности. Это ведь я заставил его жениться на Эмме. Да, да! И я сказал Рудольфу: ты должен также заставить и свою сестру. Если же у тебя не хватит воли, так это снова сделаю я. Погоди усмехаться. В слово «заставить» я вкладываю иной смысл. Я рассуждаю так: ты и Роберт — оба хотите брака, но условия ставишь одна ты. Условие, по сути говоря, абсурдное, детка, — не жить вашей семье в Германии. Потому что тебе здесь все нехорошо! Каков же вывод? Не заключать брака? Не жить в Германии? Вздор! Решение может быть только одно — сделать так, чтобы… дома… тебе стало хорошо! Как это сделать? Берлина ты не любишь, Мюнхен для тебя «потерял обаяние», Нюрнберг ты обругала «шутовской погремушкой»… — Он поднялся и подошел к стеклянным дверям.

— Взгляни сюда. Завтра утром вон над теми вершинами взойдет солнце, и это будет такая красота! Бергхоф чист и непорочен, как новорожденный.

Маргарита подошла и тоже стала глядеть на резко обозначившиеся в сумерках силуэты гор.

— Я запретил Борману продолжать строительные работы. С завтрашнего дня здесь установится тишина. Я скоро уеду. Рудольф еще останется, до февраля. Но потом и твоему брату придется поработать. Ты еще не знаешь, что произойдет! Об этом знают лишь единицы, но тебе я скажу. Мы вступим в Австрию. Красиво и мирно. О, нас ждет великая весна! Как видишь, не так уж я и слукавил, написав, что ты нужна Эльзе. После родов ей полезно пожить здесь. Вы будете практически одни. Ну, еще Ева. Но она тихая. А как хорош этот воздух для детей!

Он сделал паузу:

— Хотя, конечно, все это имеет смысл, если… — он запнулся и снова замолчал.

— Что? — вздохнула Маргарита.

— Если ты… любишь по-прежнему.

Он резко отвернулся, прошел в глубь зала, взял телефонную трубку, подержав как будто в нерешительности, положил.

— Что же ты молчишь? (пауза) Позвонить Рудольфу?

Маргарита кивнула, не отрывая взгляда от фиолетовых гор. Здесь и впрямь как-то само собою возникло у нее ощущение отстраненности и… чистоты.

Через пять минут вошел Гесс. С сестрой он не виделся около года.

Но последние шесть лет вообще промелькнули, как шесть дней. Что этот последний год мог добавить или отнять у них!

— Вот, Руди, Грета выполнила мою просьбу, — сказал Адольф.

Брат с сестрой поцеловались.

— Эльза еще не знает, что я здесь? — спросила она.

— Еще нет, — ответил он.

Все трое снова сели к столу. Маргарита налила мужчинам кофе.

Рудольф выглядел сосредоточенным; взгляд тревожно перебегал с предмета на предмет. Эльза должна была родить со дня на день, и одна мысль о предстоящих ей страданиях, а может быть, о чем-то еще худшем, вызывала у него панический, тошнотворный страх. Он как мог пересиливал себя. Но час назад Эльза осторожно сказала ему, что впервые ощутила внизу живота слабенький прилив боли…

— Как решилось у Геббельса с Риббентропом? — спросил Гесс.

— Никак не решилось. И не решится, — отвечал Гитлер. — Я посадил их на три часа, как тараканов в банку. Видишь ли, — пояснил он Маргарите, — они все не могут договориться, кому и как вести пропаганду в Англии. Пакостят друг другу, как два школьника.

— Риббентроп не желает признать, что пропаганда — это хлеб Йозефа, — заметил Рудольф.

— Скоро я его утешу, — кивнул Гитлер. — Как ты мне советовал, заменю им фон Нейрата [1] Константин фон Нейрат, барон (1873–1956) — дипломат, обертуппенфюрер СС, министр иностранных дел с 1932 по 1938 г. — Здесь и далее примеч. автора. . А чтобы грызня не продолжилась в европейских масштабах, сегодня же продиктую компромиссное решение, и пусть только попробуют самовольничать!