Вера Гривина - Путь к своему королевству

Вскоре из леса появились тиун Будила, опирающийся на суковатую палку, и дударь Лепко с перевязанной рукой.

– Слава Иисусе, ты жива, боярыня! – обрадовался тиун, но тут же помрачнел и горестно проговорил: – А боярина нашего больше нет, упокой его Господи.

– Я знаю, – глухо отозвалась Агнесса.

У нее не было слез, хотя душа разрывалась от горя.

– Угры ушли? – спросила она дрожащим голосом.

– Ушли, – ответил Лепко.

– Их воевода о тебе спрашивал, – сообщил Будила.

– У тебя спрашивал?

Будила рассказал боярыне, как венгры сбросили его с лестницы и хотели добить, но вмешался их воевода, который, узнав, что это боярский тиун, вцепился в него мертвой хваткой и принялся расспрашивать, как боярыня оказалась в Галицком княжестве.

– Он как услыхал, что тебя наш боярин из Святой земли привез, аж почернел весь от злобы. Я грешным делом приготовился к смерти, но, слава Христе, обошлось.

– Повезло тебе, – сказала Агнесса. – Бруно в гневе безжалостен.

– Кто? Кто? – не понял Будила.

– Воевода угорский.

– А ты отколь его знаешь? – удивился тиун.

– Бруно служил королю франков, а я была при королеве.

– Да, ну! – поразился Будила. – Вон как Господь даже на другом краю земли людей сводит!..

Агнесса его прервала:

– А почто угры ушли?

– Гонец примчался к нашим разорителям. Велено им было немедля выступить к Перемышлю, где засел князь Владимирко Володарьевич. Угры, чтоб их всех скрючило, умчались, а перед тем, как убраться от нас, боярский двор запалили. Но Господь, слава Ему, послал ливень, и двор даже на четверть не выгорел.

– А отколь вы узнали, что я жива и в лесу схоронилась?

– Я тебя видал, когда сам утекал от угров, – подал голос Лепко.

– Что та с детьми? – спросила боярыня у тиуна.

– Я послал за ними Збышека, – сказал он.

Агнесса поднялась, сделала шаг и покачнулась.

– Идти-то сможешь? – заботливо спросил у нее Будила.

Кивнув, она последовала за ним. Лепко замыкал шествие. Они шли, не говоря друг другу ни слова. Агнесса думала о погибшем муже, а слуги не мешали ее скорби.

А вокруг жил свой жизнью лес. Скрипели вековые деревья: стройные буки, раскидистые тисы, приземистые грабы, огромные вязы. Шелестела мокрая листва. Иногда появлялась лесная живность: то олень мелькал вдалеке, то барсук перебегал тропинку, то дикая кошка бросалась в заросли. Слышно было щебетание птиц, протяжно куковала кукушка, настойчиво стучал дятел.

Потом лес кончился и началось село, где пожар уничтожил более половины дворов. Что касается боярского замка, то в нем пострадали в основном хозяйственные постройки. Больше всего досталось стене, а вместо ворот зияла дыра.

Весь двор был засыпан осколками цветного стекла. От этой пестроты у Агнессы зарябило в глазах и все стало расплываться…

Очнулась она лежа на лавке в одной из горниц боярских покоев. Сенная девка Светка вытирала ей мокрой тряпкой лоб.

– Где боярин? – спросила Агнесса слабым голосом.

– Лежит в большой горнице, – ответила девка.

Агнесса поднялась и нетвердыми шагами направилась к телу своего мужа. Светка шла за госпожой, бубня под нос:

– Ах, ты Боже мой, Агния Вильямовна! Не упади! Здесь порожек, а тут ступеньки крутые.

У двери большой горницы Агнесса устало велела:

– Уйди отсель.

Оставшись одна, она приблизилась к неподвижно лежащему на лавке мужу и горько разрыдалась…

А на следующий день состоялись похороны боярина. Отпевали его в храме святого Георгия, почти не пострадавшем от огня, но порядком ограбленном. Священнику, отцу Феофану, несмотря на его сан, тоже досталось. Избитый накануне он с трудом держался на ногах, но заупокойную службу провел как полагается.

Боярин лежал в простом, сделанном наспех гробу. Его восковое лицо с заострившимися чертами казалось Агнессе чужим и не имеющим ничего общего с тем Любимом, с которым она прожила четыре счастливых года. Слезы ручьем стекали по щекам молодой вдовы, видевшей словно наяву совсем другого своего мужа – улыбающегося и ласково на нее глядящего.

После службы боярина отнесли на кладбище и похоронили под простым деревянным крестом. Агнесса непременно поплакала бы на могиле в одиночестве, если бы ее не одолевали заботы. Ей и ее детям все еще грозила опасность. В Карпатах было немало разбойничьих шаек, занимавшихся не только грабежами, но так же еще продажей в рабство пленников, и разоренное село Радимычи могло показаться лихим людям легкая добыча. Могло случиться также и новое нападение венгров.