Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья

– Разумеется, не знает, – хмыкнул Саша, – он потерял отца годовалым ребенком. Я зря беспокоюсь, это случайная встреча… – он надеялся, что все обстоит именно так:

– Невеста увела меня из универмага, боясь опять наткнуться на родственника, – понял Саша, – она не хочет, чтобы о нашей связи кто-то знал. Она меня ни в чем не подозревает, но она осторожна… – Невеста ничего не упоминала об афишах, сообщающих о выступлениях еще одной ее родственницы, Дате:

– Однако она и не видела плакатов, – проголодавшись, Саша не заметил, как сжевал сосиску, – она не интересуется театром. Она ничем не интересуется, кроме тряпок и маникюра… – Невеста читала американские дамские романы, детективы и журналы мод:

– В сумке у нее лежит Сартр, но только для вида, – усмехнулся Саша, – на самом деле она покупает дешевые книжонки о Бонде… – капиталистический агент, с его выпивкой, игрой в карты и женщинами, претил Саше. Он с трудом прочел пару романов Флеминга:

– Это не Грэм Грин и не Хемингуэй. Те хотя бы классики, оба отлично пишут… – Саша проглотил «По ком звонит колокол», за пару ночей:

– Товарищ Котов в то время воевал в Испании… – вспомнил юноша, – это о нем писал Хемингуэй… – губы зашевелились:

– А как вы думали это осуществить? – спросил Роберт Джордан и добавил:

– Ведь не так просто дать яд человеку. Но Карков сказал:

– Нет, очень просто, если всегда имеешь это в запасе для самого себя.

И он открыл свой портсигар и показал Роберту Джордану, что спрятано в его крышке… – товарищ Котов, правда, написал, что прототипом Каркова послужил другой человек:

– Его давно нет в живых, мой милый. Ты понимаешь, что с заданиями, выполняемыми мной в Испании, я не мог свободно разговаривать с журналистами. Я не считаю себя героем романа… – отец Саши в той войне участия не принимал:

– Он только появился в США, совсем молодым. Он завербовался в армию, стал офицером, его взяли служить в военное министерство… – расправившись с кренделем, Саша почувствовал себя лучше:

– Я проголодался из-за треклятой пиявки… – взяв кружку светлого берлинского пива, он закурил, – но сейчас она уехала, и я на полгода от нее избавлюсь… – Невеста считала, что его корабль отходит завтра, но никаких билетов девушка не видела:

– Она не просила, чтобы я показал ей письмо из Колумбийского университета, – усмехнулся Саша, – она мне полностью доверяет… – советский сухогруз на котором Саша добирался до Африки, отправлялся на следующей неделе:

– Куратор скоро появится здесь, он вручит мне папку с материалами по Конго… – отряду, куда направлялся Саша, предстояло похитить из заключения и вывезти в СССР Патриса Лумумбу:

– Пока у меня есть время, разобраться, что здесь делает юный мистер Майер, – напомнил себе Саша, – хотя он меня старше на два года. Дате актриса, с ней все понятно, а он мог оказаться в Гамбурге с заданием от британцев. Его отчим работал в эфире Секретной Службы, курировал переговоры с подпольщиками в Европе…

Расплатившись за пиво, Саша вышел на залитую закатным солнцем площадь. Будочка театральной кассы еще не закрылась. Он послушал крики чаек:

– Точно, как в Ленинграде, и погода здесь похожая. Пусть Невеста быстрее едет в СССР, – пожелал Саша, – как говорится, баба с воза, кобыле легче. Ее арестуют, но никто не собирается ее обменивать. Она расскажет все, что знает, а потом пойдет под расстрел… – девушка успела отчаянно ему надоесть. Дождавшись своей очереди, он указал на лукавую улыбку мадемуазель Дате, на афише:

– Один билет на парижское кабаре, – попросил Саша, – со студенческой скидкой, пожалуйста.

Острый луч прожектора выхватил из полутьмы черные, растрепанные волосы, костлявые ключицы, обнаженные открытым воротом короткого платья, худые, нежные коленки. Она жирно подвела глаза темным карандашом, зрачки расширились. Томный, блестящий взгляд блуждал по замершим рядам скрипучих стульев. Над подвальным зальчиком витал сигаретный дым. Она воткнула в копну кудрей немного увядшую, белую розу.

Дате сидела на ступенях подиума, ведущего к невысокой сцене. Тонкая рука пробежалась по клавишам аккордеона:

– So woll’n wir uns da wieder seh’n

Bei der Laterne wollen wir steh’n

Wie einst Lili Marleen.

Она уронила изящную голову на инструмент, роза упала на пыльные доски:

– Ты пришел ко мне с цветком… – тихо сказала Дате, – хотя на дворе был конец апреля. Все вокруг лежало в развалинах, город пылал, британские бомбардировщики наполняли небо грохотом моторов… – отложив аккордеон, она поднялась. Роза оказалась в узкой, детской ладони: