Сабит Ахматнуров - Великий гунн

– А кто будет руки мыть? – послышался строгий голос матери.

Она взяла берёзовый ковш и тёплой водой стала по очереди лить на руки мужу и детям.

– Проголодались? – весело спросила, когда те вытерлись о рушник. – Будете есть мясо и кашу!

Все четверо в одинаково светлых, спускавшихся до середины бёдер, с расшитыми воротами льняных рубахах расселись за столом.

– Опять каша, – пытался запротестовать старший Булат, но осёкся, увидев, что отец уже взял большую деревянную ложку.

Когда-то и Тимерташ не любил кашу из просяных и ячменных зерен, предпочитая мясо в каком бы то ни было виде, приготовленное над огнём или раскалёнными древесными углями. Но Синельда умела так приготовить разные блюда, в том числе каши, сыры и множество других вкусностей, что всё поставленное на стол быстро исчезало в животах. Потому, вероятно, в доме не принято обсуждать вопросы, связанные с едой. Ей занималась хозяйка, и никто не пытался вмешиваться в эти процессы. Скоро всё, что лежало в чашках, оказалось съеденным, а ложки с резными ручками дочиста вылизаны, чтобы матери легче было их помыть.

За окном стемнело, и дети без напоминаний укладывались спать на полатях за деревянной перегородкой. Тимерташ лёг в приготовленную постель, ожидая, когда Синельда управится по хозяйству. Она накормила грудью младшую, после чего та быстро заснула, и, умывшись из кувшина отваром из засушенных растений, прилегла рядом. Воспоминания, как непросто они стали мужем и женой привели Тимерташа в особое расположение, когда просыпаются нежные чувства. Он снял с жены тонкую ночную рубаху, чем привел её в немалое смущение – несмотря на годы супружества, она продолжала стесняться наготы. Он же в полной мере наслаждался, любуясь её нежными губами, наполненными молоком грудями, не сдерживая желания, целовал её. Синельда лишь смущённо улыбалась, отвернув голову. Всё же она решила поделиться опасениями. Не скрыла и того, что считает не случайным конфликт, затеянный гепидами.

– Мы с тобой ни при чем. Просто гепиды за спиною Аттилы почувствовали себя слишком вольно, а в их племенах, видать, женщин не очень уважают, – возразил Тимерташ, пытаясь успокоить жену.

Мужчине трудно понять женщину, тем более её интуитивные переживания бывают и вовсе недоступны.

– А как себя вел хан Аттила на Совете старейшин? – спросила Синельда.

– Вначале хотел было защитить их от гнева старейшин, отдав на суд вождей своего племени. Но в конечном итоге признал тех, кто нанес смертельные раны кузнецам, преступниками, и согласился с казнью.

– Ты сказал: «согласился»! То есть изначально хан был на их стороне?

– Гепиды достойные воины, и Аттила не желает с ними ссориться…

– Пусть так, но всё же будь осторожнее с ханом, – с сомнением произнесла Синельда и, решив прекратить разговор, ласково положила палец мужу на губы.

С тяжёлыми мыслями Аттила отправился к себе после Совета, где ему в очередной раз дали понять, кто на самом деле управляет гуннами. Его не особенно интересовали приговорённые к смерти гепиды, но вожди и старейшины не сочли нужным считаться с мнением Аттилы! Это действительно обидно. Более того, отправляют в западный поход, похожий на ссылку под предлогом покорения бургундов и тех готов, что отказались от союза с гуннами; ему ничего другого не остаётся, как подчиниться. Сам поход не огорчал, скорее наоборот, пребывание в столице тяготило: образ жизни в ставке, хитросплетения Бледы и старшин, всё менее напоминавшие жизнь воинов, были не по душе. К тому же Бледа вводил чуждые порядки, окружил себя помощниками, которых, похоже, устраивала жизнь, подобная ромейской… Ничего! Настанет день и он сумеет поставить на место старейшин, заставит себя уважать. А пока надо готовиться к походу, думать, как заинтересовать в нём воинов.

Он знал: очень сильно заблуждаются те, кто считает воинов некими безликими существами, всегда готовыми по приказу вождя идти в бой, не боясь опасности. Если б это было действительно так, побеждали те, кого больше, или те, кто обладает лучшим оружием. На самом же деле у каждого человека есть собственное представления о врагах, о вождях, о своём месте в обществе. Не считаясь с этим, легко утратить доверие, остаться полководцем без армии. Кроме того, у них есть семьи, требующие еду, одежду. А посему даже уверенность, что по воле Неба погибший в бою получит все блага в другом мире, не может заменить естественные заботы о семье. Так же и желание жить в этом мире может подавить волю воина, которого ведут в бой ради непонятной ему цели. В таких случаях даже уверенность, что семья в случае гибели воина будет обеспечена всем необходимым, может оказаться недостаточной для поднятия боевого духа. Побеждают сильные духом!