Проворные унауты [128] Дворовые крепостные.
разбросали меховую полость, и Клавдий, обезоруженный таким приёмом, уселся поджав ноги. Он ждал, что будет дальше, а Редедя уже склонился над медвежьей тушей, отхватил мякоть и, нарезав кусками, принялся насаживать на вертела. Унаут пригасил огонь, уложил вертела над угольями, и вскоре над лесом потянуло жареным мясом.
«Варвары, чуждые прекрасного, — мысленно философствовал Клавдий, — звук охотничьего рожка заменяет вам тонкострунную арфу, а кусок полусырого мяса ароматные блюда, сдобренные восточными специями. Но Бог сделал эти племена дикими, а Византию цветущей, и Бог вложил грекам разум, чтобы они повелевали этими народами».
Клавдий размечтался и не заметил, что Редедя давно уже держит перед ним дымящийся вертел.
— Яркое солнце затмило твой взор, стратиг, а разум заполнили думы. Но ты очнись от них, — усмехнулся Редедя, — съешь еду отцов наших.
На бледных щеках катапана проступили гневные пятна. Он поднял глаза и встретил насмешливый взгляд касожского князя. Ничего не ответив, Клавдий принял вертел, а унаут уже ставил перед ним поднос с разными травами и глиняную чашу с водой. В стороне у другого костра шумели и смеялись княжеские телохранители.
— Хмелен воздух страны твоей, великий архонт. Он подобен тому вину, что хранится в амфорах долгие годы.
— Ты прав, стратиг, но мы, касоги, не пьём вино. Вино туманит разум, а воздух бодрит душу.
Редедя жевал быстро, срывая мясо с вертела зубами, заедал травами. Покончив, отложил вертел в сторону и, взяв ещё один, стрельнул глазами в Клавдия.
— Оттого ты, стратиг, немощен, что желудок твой всегда пуст, — палец Редеди ткнулся в нетронутый вертел катапана. — Видно, попусту я позвал тебя сегодня, тело твоё ищет покоя, вели своим чёрным унаутам унести тебя. Для дела же позову тебя, как час настанет.
— Зачем послал тебя ко мне твой император? — Смоляные брови Редеди взметнулись, он подошёл к катапану вплотную.
Перед Клавдием стоял не тот князь, какого видел он в первый день на охоте, насмешливого, оживлённого, и одет был Редедя не так: дорогие порты заправлены в лёгкие сафьяновые сапоги, поверх рубахи накинут стянутый в талии халат зелёного шелка, и голову прикрывает войлочная шапочка.
По резкости тона Клавдий догадался, разговор будет коротким.
— Базилевс Василий шлёт тебе, великий архонт, свой поклон и дары, прими их.
Греки внесли и положили к ногам Редеди саблю, изукрашенную камнями и чернью, тонкой вязки кольчужную рубаху и шелом с бармицей. Редедя нагнулся, взял саблю и, обнажив, подул на сталь. Маленькие, глубоко запавшие глазки катапана прощупывали касожского князя насквозь. Вот Редедя оторвался, глянул на Клавдия:
— Чего хочет император?
— Греческие купцы к вам, касогам, редкие гости, потому как нет у вас торга, подобного таматархскому, а иметь бы надобно, от того наипервая выгода тебе, архонт.
— Что ещё хочешь сказать мне, стратиг? — Редедя скрестил руки, поставил ногу на шелом.
— Ведаешь ли ты, стратиг, что Мстислав замыслил вас, касогов, взять под свою руку? И в том ему помощь от тех твоих единоплеменников, кои ему уже служат.
Нахмурился Редедя, заходил взад-вперёд по горнице. Задравшуюся медвежью полость на земляном полу отшвырнул носком. Наконец остановился напротив Клавдия, сказал зло:
— То наша забота, стратиг. А о торге, передай своему императору, я подумаю.
…В пасмурную погоду мутная пелена закрывает море и гряды холмов, небо сыпет мелкой дождевой пылью, и стража на крепостной стене Херсонеса ищет укрытия под навесами стрельчатых башен. Пустынно и грязно на изломанных улицах города, и только на торгу по утрам людно.
Спозаранку выбрался золотых дел мастер за несколько дней прогуляться по торговым рядам, заглянул в купеческие палатки, с одним, с другим словом перекинулся да, так и не присмотрев ничего, домой собрался. За торговыми рядами столкнулся с иноземцем. Запахнувшись в корзно, тот чуть было не сбил старого мастера с ног. Купец чем-то напомнил ему Давида, такой же коренастый, широкоплечий и борода лопатой. Мастер посторонился, глянул иноземцу в спину. Потом вдруг, круто поворотив, поспешил следом. Купец шагал широко, стороной обходил лужи. Догнав гостя, золотых дел мастер дёрнул его за рукав:
— Не из Русской ли ты земли, человек, и не в Таматарху путь твой?
— Ты угадал, человек. Русский я, и зовут меня Любомир. Но только дорога моя из Тмуторокани в Киев.
Читать дальше