Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

– Пусть спивается, калека. Но для моей карьеры хорошо, что ему Героя дали… – брата перевезли в Свердловск, в тамошний госпиталь для тяжелораненых, с ожоговым отделением. Петр подозревал, что никакие пластические операции Степану не помогут:

– Очень надеюсь, что он не дотянет до конца войны, – пожелал Воронов, – не хочется, чтобы малыш пугался, увидев подобного родственника… – послав телеграмму в Свердловск, пожелав брату скорейшего выздоровления, поздравив со званием Героя, Петр забыл о Степане. Он, правда, получил ответ, подписанный новоиспеченной невесткой, товарищем Елизаветой Вороновой, бывшей Князевой. Брат, на госпитальной койке, успел жениться.

Петр хохотнул:

– Нашел себе няньку, горшки выносить, и за водкой бегать… – тогда Петр еще не получил письмо, от Тонечки. Майор Журавлев успокоил его, сказав, что с Володей все в порядке:

– Ты не волнуйся, – заметил коллега, – моя Наталья присмотрит за мальчиком. Антонина Ивановна скоро вернется… – в управлении тыла Волховского фронта Петра уверили, что о жене заботятся. С Тонечкой он не смог поговорить, жена уехала в войска. Положив трубку, Воронов пообещал себе непременно прилететь в Калинин. Он так и сделал, в марте, закончив дела в Калуге. К тому времени Тонечка, с какими-то разведчиками, ушла за линию фронта. Началась Любанская операция, войска двигались вперед. Группу Тонечки найти оказалось невозможно.

Петр был готов лично перестрелять дармоедов, в разведывательном отделе Второй Ударной Армии, и заодно собственных коллег, понятия не имевших, о солдатах и офицерах, с которыми могла находиться Тонечка.

Начальник Особого Отдела армии, майор Шашков, пожал плечами:

– Петр Семенович, дивизии сформированы заново, пришло пополнение. Мы идем на соединение с пятьдесят девятой армий, прорываем блокаду Ленинграда. В подобных условиях работа с анкетами откладывается… – заставив себя сдержаться, Петр, холодно заметил:

– Александр Георгиевич, работа с анкетами не менее важна, чем наступление. Сейчас надо особенно тщательно следить за бойцами, вступающими в контакт с местным населением. Мы не можем доверять людям, жившим на оккупированной территории, – отрезал Петр, – войска должны помнить о бдительности, а вы не в состоянии даже точно сказать, что за группа разведчиков отправилась на задание, с моей женой… – связавшись с Лубянкой, Петр получил разрешение остаться во Второй Ударной армии до завершения наступательной операции. Он надеялся, что Тонечка скоро вернется.

Петра придали новому командующему Второй Ударной армией Клыкову, в качестве представителя комиссариата. В конце апреля больного Клыкова отправили в тыл. Его место занял заместитель командира Волховского фронта Власов, отличившийся зимой, под Москвой. Шептались, что он любимец Иосифа Виссарионовича. После успеха в Московской операции, Власов даже давал интервью американскому журналисту.

Окурок жег губы, за щелями в дощатых стенах пищали комары. Поворочавшись на топчане, Петр натянул шинель:

– Надо было воспользоваться самолетом, когда его прислали. Уговорить Андрея Андреевича улететь… – Петр, за это время, сдружился с генералом. Он, иногда, замечал, немного странный, испытующий взгляд Власова, будто генерал что-то хотел ему сказать, и не решался:

– Надо было улететь, – повторил себе Петр, – хотя зачем? Тонечки больше нет… – каждый раз, когда он думал, что жена мертва, Петр сдерживал слезы:

– Все потеряно… – он, в сердцах, ткнул окурком в земляной пол сарая, – немцы идут к Волге… – штаб Второй Ударной армии попал в окружение в конце апреля, почти сразу после нового назначения Власова. Тогда на юге еще царило затишье, но Петр понимал, что немцы не собираются топтаться под Харьковом.

Стрелка на часах Воронова приближалась к трем утра. В комиссариате, в Москве, был самый разгар работы. До войны Петр не часто ночевал дома. Он приезжал на Фрунзенскую, когда Иосиф Виссарионович отправлялся спать, ближе к утру. Петр помнил теплую, широкую постель, полутьму в спальне, нежное дыхание Тонечки. Жена, не просыпаясь, прижималась к нему ближе.

Он задремывал, обняв знакомые плечи, целуя белокурые волосы, на виске:

– Тонечки больше нет… – Воронов сглотнул слезы, – Советского Союза тоже, и никогда не будет… – три недели назад их едва не взяли в плен немцы. Штаб армии, вернее, то, что от него осталось, шел колонной, пытаясь, хоть как-то, вырваться из мешка. Петр мог наизусть повторить телеграмму, отправленную Власовым в ставку: