Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

За рассохшимися стенами сарая в белесой, северной ночи тоскливо кричала птица. Пахло сеном, грязным, потным обмундированием, старой кровью.

Петр Воронов лежал навзничь, закинув руки за голову, затягиваясь папиросой. От отряда командующего Второй Ударной армией, генерала Власова, осталось два человека, он, и командующий, на противоположном топчане. При свете тлеющего табака Петр покосился на Власова, укрывшегося солдатской шинелью.

Генеральскую шинель, со знаками различия, Власов отдал вчера днем, начальнику штаба армии, полковнику Виноградову. Того ранило, несколько дней назад, при пересечении железнодорожного полотна. Полковник потерял много крови, его знобило. Последние два бойца в отряде, солдат и шофер, по приказанию Власова, понесли раненого в деревню Ям-Тесово. По карте до нее было километров пять, как и до деревни Туховежи, где Власов с Вороновым решили разыскать провизии. Петр подозревал, что ни начальника штаба, ни бойцов, они больше не увидят, как не увидят солдат и офицеров, прибивавшихся к отряду, и покидавших его, за время скитаний по новгородским лесам.

Петр прилетел во Вторую Ударную армию в начале марта. Письмо Тонечки дошло до Западного фронта в декабре, и застало его под Калугой. В конце месяца город планировали отбить у немцев, чтобы закончить первый, провальный год войны, хорошими новостями. Петр вернулся с Дальнего Востока, когда вермахт еще мог в бинокль разглядеть башни Кремля. Пропустив парад на Красной Площади, Воронов отметил годовщину революции на берегу Тихого океана, а, вернее, Татарского пролива.

Литерный поезд дошел до Хабаровска. Петр повез Кукушку к месту назначения, вниз по Амуру, торопясь успеть до ледостава. В точке имелась взлетно-посадочная полоса, Петр улетал оттуда на самолете, но Кукушку, по инструкции, на борт пускать запретили. Женщину, ночью, перевезли на бронированном транспортере, с пригородной, станции, в речной порт. Дорогу до точки она провела в трюме, в полной темноте.

Петр передал груз, как именовали Горскую в сопроводительных документах, начальнику специальной тюрьмы. Воронов понятия не имел, кого содержат в подземных камерах, на закрытой, огороженной территории зоны, располагающейся в предгорьях хребта, правильно названного Чертовым.

С террасы командирского особняка виднелась серая гладь Татарского пролива. Осень, из-за близости океана, здесь стояла теплая. Торжественный обед, седьмого ноября накрыли на свежем воздухе. Рыжие листья устилали гранит ступеней, солнце опускалось в бесконечный простор моря. За икрой и рыбой Петр напомнил начальнику зоны о дальнейшей судьбе груза. Приказ предписывал, в случае получения распоряжений, из Москвы, перевезти груз в еще более отдаленную точку, на Шантарские острова, в Охотском море:

– Оттуда не убежишь… – хмыкнул Петр, – впрочем, и отсюда тоже… – подземная тюрьма располагалась в старой, прошлого века каменоломне, на глубине в полсотни метров. Подъемников здесь не оборудовали. Начальник развел руками:

– У нас автономная энергетическая станция, на угле, но из соображений безопасности тюрьму не электрифицировали… – Петру показали одну из пустующих камер, площадью в четыре квадратных метра. Каменный мешок окутывала тьма. Температура не поднималась выше десяти градусов тепла, даже летом, а зимой стояла на отметке ноль. Кормили заключенных, два раза в день, держа на баланде и куске хлеба. При уборке камеры их приковывали кандалами к стене. Кукушка, впрочем, согласно приказу, должна была пребывать в кандалах постоянно, днем и ночью. Петр остался доволен местом заключения. Он предполагал, что груз, в подобных условиях, долго не протянет.

– Может быть, она сейчас мертва… – он медленно курил папиросу, слушая дыхание Власова, – все мертвы. И малышка, и Тонечка, и даже мы с генералом Власовым… – отправив жене, из Хабаровска, подарки, Петр полетел в Москву. Он рассчитывал приехать в Куйбышев после взятия Калуги, и увидеть сына, или дочку. Вместо этого, он получил письмо от Тонечки, о смерти ребенка. Жена уехала на Волховский фронт, корреспондентом.

Петр тогда плакал, запершись в кабинете, в штабе фронта, думая о девочке, которую он так и не взял на руки. Он хотел немедленно полететь вслед за Тонечкой, и утешить жену, но Калугу должны были взять со дня на день. Петру предписывалось организовать фильтрационные лагеря, для людей, подозреваемых в пособничестве оккупантам, и восстановить деятельность комиссариата, в городе и области. Работы ожидалось много. Совершенно невозможно было сейчас просить об отпуске. Позвонив в Москву, он поговорил с коллегой, старшим майором Журавлевым, и с Наумом Исааковичем Эйтингоном. Начальник вернулся из Мурманска, где видел в госпитале Степана. Петр судьбой брата не интересовался: