Григорий Родственников - Воин Севера. Сборник остросюжетных рассказов

Но странное дело. В том месте, где должно быть лицо, ее пальцы ощутили чужую бугристую грудь. Огромную, мускулистую. А еще она ненароком коснулась какого-то предмета. Она напрягла глаза и вдруг в ужасе отшатнулась. На потертом кожаном ремешке висела золотая статуэтка Одина. А потом из тумана вынырнула страшная рыжебородая физиономия. Глянула на нее и глумливо подмигнула. И тогда Милава завыла. Громко надрывно, как десять лет назад.

– Гудрун, просыпайся!

Её настойчиво тормошили за плечо. Милава поднялась. По щекам обильно струился пот. «Как душно». Она задрала голову к потолку. «Конечно. Кто-то додумался закрыть дымогон. В помещении плавал сизый едкий дым.

Она взглянула на Тиру, пожилую сгорбленную рабыню.

– Что случилось?

– Гости! К хозяину приехали важные люди. Говорят, сам Тьёвди Красноголовый! Известный скальд! Разве ты никогда не слыхала про него?

– Нет. – равнодушно отозвалась Гудрун. Она размышляла, чтобы значил этот удивительный сон. Его необходимо разгадать.

– Хозяин велел одеть лучшие наряды и не забудь те бусы, что он подарил тебе два года назад.

Ничего удивительного. Магнус снова будет подкладывать ее гостям, как делал не единожды. После ночи проведенной с ней, многие желали выкупить ее у хозяина. Но Хромой заламывал такую цену, что покупатели сначала ошарашенно замирали, а потом начинали смеяться. Обычное дело. Викинги и щедрость – понятия не совместимые.

Во двор въехало десяток всадников. Впереди возвышался огромный детина в кольчужном доспехе. Низкорослая норвежская лошадь была ему явно мала. Ноги детины почти волочились по земле. Увидев хозяина, здоровяк издал волчий вой и легко спрыгнул на землю.

– Магнус! Старый пропойца! Как я рад видеть твою рожу!

– Тьёвди! Старый забияка! А я уж думал, франки нашинковали копьями твою шкуру!

– У них нет таких копий, чтобы пробить эту твердь!

Тъёвди стукнул кулачищем себя в грудь. Золотая статуэтка завертелась на кожаном шнурке, ослепительно сверкая на солнце.

Гудрун подавила в себе, рвавшийся наружу вопль. Теперь она знала, что означал её сон.

* * *

Тяжелые дубовые столы ломились от яств. Пиво и мёд текли рекой. А что еще нужно славным рубакам? Хорошая драка и шумная пирушка. Магнус Хромой взметнул вверх византийский кубок.

– Я хочу выпить за моего друга Тъёвди – хёвдинга! Тьёвди Красноголового! Тьёвди Скальда! Ближайшего друга самого конунга Рагнара Волосатые штаны!

Викинги заорали, засвистели, затопали ногами. Началось веселье. Здравицы сменяли друг друга со скоростью выпущенных хорошим лучником стрел. Девушки-трэли не успевали наполнять мгновенно пустеющие чаши и кубки. Слышался хохот, волчий вой и лай, вертящихся под ногами собак.

– Пусть скажет Тьёвди! – заорал младший сын Магнуса.

– Нет! – перебили его. – Тьёвди не говорит! Он поет! Он же скальд!

– Правильно! Пусть Красноголовый споет нам о последнем походе!

– Как велика была твоя добыча, воин?!

Тьёвди поднялся из-за стола, швырнул на пол недоеденную свиную ляжку и сказал:

– Я еще не сложил песню о нашем походе. Я сочиню её сейчас. И пусть боги помогут мне подобрать нужные слова.

– Правильно! – заорали пирующие. – Боги будут говорить твоим языком!

Красноголовый торжествующе оглядел собравшихся, откашлялся и запел густым красивым голосом:

Далее певец переключился на себя. И рассказал, какой он достойный и великий воин. Любимец богов и баловень судьбы. Настолько достойный, что не боится носить на груди статуэтку самого Одина, тогда как другие осмеливаются нацепить на себя лишь молоток Тора.

Глаза Тьёвди возбужденно сверкали, когда он вещал слушателям, как под франкским городом Нантом, он нанизывал на меч сразу по восемь врагов. Насиловал за раз по десятку женщин и раньше всех врывался в храмы Белого Бога и, разумеется, первым отыскивал спрятанные монахами сокровища.

Гудрун смотрела на него и непроизвольно сжимала кулаки. Она не слушала его песню. Рыжая оскаленная физиономия расплывалась перед глазами, уступая место жадным языкам пламени и удушливому черному дыму. Нет, она не плакала. Она давно разучилась это делать.